- Он посмел! — воскликнула Ольга Ипполитовна мстительно. — Посмел поселить к нам эту дешевую девку!
- Которая стоит очень дорого, — процедил Петр Романович, — ты не представляешь, как дорого.
- И не желаю представлять. Он нас обманул. стареющий царь Соломон, испытывающий нужду в юном теле.
Петра Романовича не удивила жалящая ненависть в ее голосе; он чувствовал то же самое.
- Ты мужчина, — продолжала Ольга Ипполитовна, — и, наверное, понимаешь прелесть в таком разврате.
- Не прелесть понимаю, а суть. В техническом, так сказать, смысле она как будто невинна, в мужчинах не нуждается.
- Боже! Неужто в женщинах?
- Да нет. Может быть, стриптизерка испытывает возбуждение от вожделеющей толпы самцов. — Петр Романович усмехнулся. — Приличной женщине неприлично вдаваться в эту суть.
- Ну и оставим, сексуальные извращения меня действительно не интересуют, я безнадежно нормальна. Что значит — у Ангелевича с Игорем «якобы алиби»?
- Свидетельство жены или невесты не имеет полноценного значения.
- Ты знаешь, где Лана?
- Телефон у меня есть.
После паузы тетка спросила:
- У тебя ведь был с ней роман?
Петр Романович пожал плечами вместо ответа.
- Извини, это твое дело.
Но он уже заинтересовался:
- Откуда сведения?
- Обычная наблюдательность. Муж ее выгнал — и правильно сделал.
- Тебе недоступна идея прощения?
- А тебе? Петр, то философия. А в жизни. в сердце, в душе ты смог бы принять женщину, которая принадлежала другому?
Он подумал и ответил искренне:
- Наверное, нет. Нет. Не выношу грязи. Мне нужно все или ничего.
- Вот и я такая же.
16
Сумерки ниспадали в июльское пекло, жар держался, и ослепительно- оранжево блестели блики на воде, когда по песчаной аллее шел он, огибая родные Патриаршие. Рассеянно созерцая дворец за памятником баснописцу, перед которым в позе мыслителя глядел на зацветающие мутные воды Ипполит, меланхолически обрывая розу и бросая желтые лепестки в пруд. Петр присел рядом.
- Что за претенциозный ритуал? — спросил. — Откуда роза?
- Не с места преступления, — двоюродный брат усмехнулся, — здесь на бережку валялась.
- Поль, у тебя есть закурить?
- «Вы какие предпочитаете?»
- «А у вас разные что ли есть?» — машинально продолжил цитату Петр Романович.
Знаменитое место действия — сейчас из кустов явится, соткется из воздуха сумеречный Воланд с портсигаром червонного золота — располагало к литературной игре, но время. не до классических реминисценций, жизнь на волоске висит. Кто же ее подвесил, кто перережет волосок?
Поль достал из кармана аляпистую пачку «Мальборо», заметив:
- Ты ж теоретически не куришь, православный наш.
- Практически закурил. Ты знаешь, что мне угрожает арест?
- Страдания, как известно из почитаемого тобой Евангелия, облагораживают и смягчают.
- А за тобой что-то не замечал я тягу к страданиям.
- Ведь там еще сказано: спасутся немногие. Так стоит ли игра свеч? Я не мазохист, так что шансов на вечное спасение не имею.
- Человеческая, слишком человеческая постановка вопроса. Мы не знаем целей Промысла и не можем решать за силу высшую.
- Погоди, философ! За какой- нибудь забытый грешок мне уже гарантирована раскаленная сковородка, так? Так не надежнее ли заранее заручиться силой низшей?
- Ненадежно, обманут. Будешь гореть, как все.
- Сие неизвестно, зато с моей стороны честно. Я не слуга двух господ, как все вы: и Богу свечка и черту кочерга. Я человек простой.
- Сатанист и впрямь примитивен, он не ощущает великую тайну Бога.
- А ты ощущаешь, да? — разозлился «сатанист». — Молельщик ты наш великий!
Чтобы не поддаться гневу, Петр Романович напомнил себе: мальчишка пижонит, играет (в продолжении, так сказать, цитаты), завороженный музыкой романа — прогремевшей эффектной грозой над Москвой, — где, по крутой диалектике германского классика, «зло совершает благо».
- Ну, смотри, Воланд тебе даст прикурить!
- А Бог твой? Загонит в ад за ерунду.
- Он простил на кресте даже убийцу. В твои годы меня мучили те же проблемы.
- А теперь ничего не мучает?
- Понимаешь, — продолжал Петр Романович с несвойственным ему терпением и откровенностью, — в своем прощальном письме из лагеря брат попросил каждый день молиться за него. Я начал по обязанности, потом втянулся.
- И вымолил его «воскрешение» и смерть, — бросил Поль небрежно. — Впечатляющий результат.