- Почему?
- Вы ведь с ним дружили.
- С чего ты взял?
- Шафером на свадьбу выбирают человека близкого.
Игорь нервно покусал губы.
- Ты разговаривал с Тоней?
- Сегодня.
- У нас не было средств на свадьбу, а Иван Ильич сочувствовал, даже костюм мне подарил. Ограничились венчанием и пригласили соседа, чтоб никого из друзей не обидеть.
- Пусть так. — Петр Романович кивнул. — Однако, несмотря на любознательность и сопутствующие ей свойства, Подземельный был профессионалом. Лечебную тайну хранил девять лет и только в прошлый четверг намекнул на нее.
- И никаких намеков на имя пациента?
- Имя медик, наверное, приберегал для шантажа.
Игорь промолчал; так и не дождавшись отклика, Петр Романович продолжил:
- Мне надо кое-что у тебя уточнить. Павел отказался ехать в Завидеево, и ты явился сюда в пятницу?
- Я дал ему запасной ключ. Дома не застал. Выглянул на галерейку: у тебя дверь приоткрыта.
- И ты подарил мне розы.
Противники, отдыхая от ненависти, заговорили почти дружелюбно, почти доверчиво, как когда-то в юности.
- Поставил в вазу на комод в той комнате. А когда вышел на лестницу — ты поднимаешься. И так странно, и так страшно мне стало — вот, убийца!
- Брат не собирался мстить.
- И я не собирался. Я хотел напомнить человеку, живущему в свое удовольствие, о великой жертве, принесенной ради него.
- Не вмешивался бы ты, христианин, не в свои дела, плохо это кончается. Ты шел его разыскивать?
- Я беспокоился. Когда-то Павел любил то место — помнишь, где сатана встречается с литераторами? — там я его и нашел., возле памятника. И наконец уговорил уехать в наш монастырь, свести с отцом Платоном. Он же с детства, с крещения не причащался, выстраданная вера пришла к нему в тюрьме. Но когда мы прибыли на Белорусский.
- Когда?
- К электричке на 10.30. Павед вдруг заявил, что должен повидать своих — брата и дядю (я ему сказал, что Евгений Алексеевич у тестя живет). «Жди меня завтра». И исчез. Больше я его не видел.
- Допустим, так.
- Не видел, Петр! И не увижу никогда. — Игорь опустил голову, зашептал: — Все тревожнее и страшнее мне становилось — предчувствие трагедии? — и я не мог дождаться его в субботу, и бросился сюда — прямо на допрос. Убийство Подземельного. По- твоему, надо было его впутать и подставить?
- Нет, нет.
- И я попытался объясниться с тобой на галерейке, где ты наслаждался обществом «королевы красоты».
- Очень уж туманное объяснение, — перебил Петр Романович. — Почему ты не сказал про брата?
- Потому что считал виновным тебя.
- Тем более! Сверхчеловеческую стойкость надо иметь, чтоб не выдать убийцу. «Я тебя ненавижу» — твои слова.
- Не тебя выдать я боялся. Человек только что из заключения — а тут труп. Мне позарез нужно было объясниться с Павлом, но он как сквозь землю провалился.
- Если ты сказал правду и брат подозревал меня, то после убийства Подземельного его точка зрения изменилась.
- Откуда ты знаешь?
- Условная версия такова. Павел возвращается повидать меня (я гулял по Бульварному кольцу) и каким-то образом становится косвенным свидетелем преступления.
Понятно, что в Копьевский, где ведется следствие, он уже придти не рискует.
Игорь перебил:
- Но в качестве свидетеля он мог бы прямо заявить.
- Значит, не мог, требовались еще улики и доказательства. В субботу он звонит мне.
- Тебе? — ужаснулся Ямщиков. — И. ты опять не узнал брата?
- Я давно поверил в его смерть, — отрезал Петр Романович. — Поверил в его письмо и девять лет ежедневно поминал «душу усопшего раба Твоего Павла».
Архитектор истово перекрестился дрожащей рукой, философ произнес раздельно:
- «Если хочешь узнать про убийство, будь дома в полночь».
- Он сказал?
Петр Романович кивнул.
- Что еще? — выкрикнул Игорь.
- Дословно: «У меня орудие убийства, на нем кровь». — «Где?» — «На мертвой голове». — «Где?!» — «На тротуаре в Копьевском переулке».
- Его ответы загадочны, твои вопросы бестолковы.
- Согласен. Я был отвлечен другим.
- Другой.
- Не твое дело. И принял все это за дурачества Поля. — Петр Романович глубоко вздохнул, воздуха не хватало. — Каким ты нашел брата?
- В смысле?
- Не замечалось в нем психических отклонений?
- Он не сумасшедший!
- Да нет же! Какие-нибудь странности.
- Человек, принявший на себя духовный подвиг, может показаться профану странным.
- Орудие убийства, — напомнил Петр Романович, — мертвая голова, так получается.
- Тут какая-то символика.
- Какая?