Ямщиков передернул плечами, весь передернулся, как в нервном тике.
- Петр, ты меня не разыгрываешь?
- Вот и я в тот момент решил: розыгрыш. Почему он прямо не назвал этот предмет?
Игорь взглянул исподлобья, блеснули черные глаза, донесся шепот:
- Был уверен, что ты поймешь намек.
- Не понимаю!
- Не боялся он никакого следствия, мотив его поведения все тот же: как бы брата не подвести!
- А может — друга?
Игорь не слушал.
- Павел намекнул, что ему про тебя все известно.
- Давай пока удержимся от взаимных обвинений. Брат что-нибудь говорил про бронзового зайчика?
- Про что?.. А! Когда после телефонного разговора с Маргаритой ты ушел.
- Не с ней я.
- За твоей крутней не уследишь. Ладно, поверим. Павел был вне себя. И на глаза ему попались розы для возлюбленной. Он кинулся к комоду выбросить и задел статуэтку рядом с вазой. Зайчик упал. Он машинально подобрал его, оставив отпечатки. Про розы забыл, так ушел. А на допросе, спасая тебя, вспомнил зайчика.
«Он спасал меня, — подумалось с запоздалым отчаянием, — а спас истинного убийцу. Может, вот этого — самого близкого друга.»
- Маргарита заявилась сюда в пятницу неожиданно — не к тебе?
- Нет, что ты! — испугался Игорь.
- Вы дружили.
- Она никогда у меня не бывала, даже не знала номер квартиры!
- Узнать не проблема.
- Зачем?
- Например, попросить тебя не рассказывать никому про ее «работу».
- Я дал ей слово, еще на бульваре.
- Но жениху рассказал.
- Чего мне это стоило!.. Нет, Петр, не ко мне она пришла.
- Да почему ты так уверен?
- Уверен.
- Хорошо. Когда у Поля началась падучая, ты ведь сразу ушел?
- Сразу.
- А ну-ка вспомни. О чем вы с Ипполитом Матвеевичем переговаривались в прихожей?
- Зачем старый дурак при всех ляпнул.
- А потом, — перебил Петр Романович во внезапной вспышке озарения («не ко мне она пришла». «Уверен!»), — потом ты вышел на площадку. — оборвал фразу на взлете, уловив внезапный «новый» испуг в черных глазах.
- Вышел. Ну и что?
- И позвонил в нашу дверь, — закончил Петр Романович интуитивно, но уверенно — и Игорь попался:
- Старик слышал?.. Она не открыла.
- Да ну?
- Она спросила: «Кто там?» А я сказал — через дверь! — что все всем известно. А она: «Иди к черту! Я не к тебе пришла».
- К кому?
- Не выдала. И дверь не открыла. Не открыла, Петр!
- А зачем ты ее предупредил?
- По старой дружбе.
- По старой дружбе, Игорь, я у тебя прошу три дня свободы.
Ямщиков молчал.
- Потом можешь докладывать следователю о подозрениях брата насчет меня.
Наконец отозвался:
- Три дня живи.
- Я тебя убедил?
- Не ты.
- А кто?
- Это уже моя тайна.
23
Опасный разговор (Петр Романович чувствовал, что ходит по краю. признания? нападения?) был прерван приходом адвоката. Игорь поспешно покинул сцену, обменявшись с хозяином торопливыми репликами в прихожей: «Даю тебе сроку до воскресенья». — «Спасибо. Ты остаешься в Москве или уезжаешь?» — «Я буду в Завидеево».
Дядя покуривал на диване.
- Петруш, ты жутко разволновал нашего деда.
- Переживет полковник. Он опознал свои розы.
- Их теперь на каждом углу можно купить. И переть в такую даль, чтобы срезать.
- Это сделал не Павел.
- Неужели он? — удивился адвокат, кивнул на дверь.
- Он. Мне в назидание. — Петр Романович подошел запереть галерейку.
- Ох, не надо! Не помню такой жары, задыхаюсь.
- А я живу, как в проклятом лабиринте. Проникают сквозь стены, сквозь стекла, подслушивают, подглядывают…
- Кто, Петр?!
- Никто. Такое ощущение. Да не смотри так, не схожу я с ума. Враг попался сильный.
- Ты догадался!
- Я в пути. — Философ помолчал, собираясь с духом (музей императора Павла!), предложил: — Пошли в папину комнату.
- Мне там страшно, — признался дядя в унисон, доверчиво, как ребенок. — Еще со смерти Романа. да что я — раньше! Как она лежала в желтых цветах. Ладно, если ты настаиваешь.
- Переместились на отцовскую кушетку. Розы в полумраке отливали золотом..
- Ты их не выбросил?.. Петр — ты феномен, свидетельствую как профессионал, меня даже пугает твое хладнокровие. Если б я неожиданно увидел здесь тело Павла, официально скончавшегося много лет назад, точно помешался бы.
- Я на последнем пределе, — признался Петр; он никому не говорил, но осознавал, что именно брат, попросив в том единственном письме молитвы, дал ему великую защиту от бесов безумия. Вдруг померещилось (как тогда в пятницу), будто качалка перед ним чуть-чуть покачивается. И спасаясь от галлюцинации, он произнес непроизвольно: «Там нечто лежало. Потом. Сначала не лежало, а потом в крови…"