- Что, Петр?
- Где Игорь?
- Он уехал, только что.
- От меня сбежал?
- Мы тебя не видели!
Тоня принялась торопливо объяснять, что Владыка со свитой, участвующие в таинстве освящения, отбыли сразу после окончания службы, потому что торопились.
Петр Романович перебил:
- А Игорь?
- Его согласились подвезти, он сейчас в Москве цемент выбивает.
- И ночевал в Москве?
- Да, утром приехал. А что, Петр? Что еще случилось?
- Могу ли я полностью доверять тебе? — он пытливо вгляделся в светлосерые глаза — она ответила твердым взглядом.
- Можешь.
- Тебя ждут?
- Не беспокойся. Говори.
Они сели на завалинку.
- Сегодня ночью Игорь, должно быть, за мной следил.
- Не знаю, что тебе сказать на это. Он жутко переживает, мечется как угорелый, но подозревать его.
- Ты передала ему наш разговор?
- Я же обещала тебе! Жду, когда он сам заговорит. Петр, опомнись! Неужели ты подозреваешь его в убийствах?
- Я всех подозреваю.
- Он любил Павла, он не мог.
- Много чего мог, — перебил Петр Романович, с жалостью взглянув на «бедную дурочку» (такое вот определение подвернулось). — Когда у Поля начался припадок, Игорь вышел на площадку.
- И что? — выдохнула Тоня.
- И позвонил в нашу дверь.
- Нет!
- Игорь признался. Я не говорю, что он вошел — но предупредил Маргариту (будто бы через дверь), что про нее все всем известно.
- По дружбе!
- Свинья-друг, — ляпнул Петр Романович неожиданно и сам на себя подивился и поправился: — Не возмущайся, я не про него. просто Подземельного повторил, по другому поводу. Так вот, по дружбе Игорь скрыл бы позорный секрет невесты и от Павла.
- Его откровенность с другом как раз и доказывает невиновность.
- Невиновность в чем? Преступление еще не произошло.
Тоня молчала; тут почувствовал он, что она вся дрожит едва заметной внутренней дрожью.
- Тонечка, не пори горячку прежде времени, вы супруги любящие, верующие. Правда, меня всегда несколько удивляло.
- Что?
- Семейная жизнь для постороннего — за семью печатями. Почему у вас нет детей?
Она опустила голову.
- Вам же грех предохраняться.
- Хорошо, — произнесла после паузы. — Я скажу тебе то, что знает только наш духовник. Мы живем, как брат с сестрой, в своеобразном монашестве.
Петр Романович аж присвистнул.
- Зачем же такие плотские истязания и соблазн?
- Страшно иметь детей в страшном мире.
- Это тебе Игорь такие песенки поет? И духовник одобряет столь трусливую позицию?
- Нет. Отец Платон говорит: надо доверять Промыслу. Бог каждому дает по силам.
- Ну и?
- Игорь пока боится.
- Поставь перед выбором: или настоящее монашество — или полноценная семья.
Нежно-застенчивое лицо Тонечки затвердело, тоненькие брови под голубым платочком сошлись у переносицы.
- Я так и сделаю.
- Извини за вторжение в частную сферу.
- Не надо. Ты не из праздного любопытства, и я, кажется, догадываюсь о подоплеке твоей неделикатности.
Ну и слава Богу, что не надо вдаваться в эту грязь, взрослому человеку без объяснений должно быть известно: есть болезни, последствия которых могут сказаться на потомстве.
После выразительного молчания она прошептала:
- Но надеюсь, что ты ошибаешься.
- Будем надеяться. Тоня, ты помнишь тот день, девять лет назад.
- Последний наш с тобой разговор произвел чрезвычайное действие: восстановил происшедшее в подробностях.
- Замечательно. Расскажи, как ты пришла к Игорю, во сколько.
- Я расскажу больше, — прервала Тоня. — В тот день я заходила к Маргарите — вот когда она примеряла фату перед зеркалом. А я сказала, что у меня еще ничего не куплено к свадьбе. «Не торопись, — она захохотала. (Я, конечно, передаю приблизительно, но интонацию помню точно.) — Мужчины такие свиньи!»
(«И свинья-друг тебя не мучает?» — опять вспомнился Подземельный.)
- Я начала возражать, а она: «Да, есть исключения, есть. Например, тебе повезло». — «А твой Павлик?» — «Павлик не из нашего свинарника, он из другого мира, другой, таких больше нет. Знаешь, он заболел на даче», — проговорила она с таким страданием, что я предложила: «Давай сегодня к нему съездим».