Мало того, он вытащил откуда-то древний фотоаппарат и начал фотографировать эти самые украшения. Разразился скандал. Потрясенный такой наглостью председатель исполкома топал на Митю ногами, кричал, брызгая слюной во все стороны: «Вон! Вон!»
Нимало не смущаясь, тот собрал свои фотопринадлежности и удалился.
Выходка эта имела для Воробьева печальные последствия. Его с треском выгнали из городского музея, где Митя некоторое время работал.
Валентина Сергеевна тоже несколько раз имела с Воробьевым столкновения. Так, на одном из религиозных диспутов Митя стал публично обвинять ее в незнании форм старообрядничества, о котором она делала доклад. Другой раз он пытался выкрасть из библиотеки редкие церковные издания, принадлежащие некогда купцам Бахрушиным.
– Не выкрасть, а только почитать, – оправдывался краевед. Но Валентина Сергеевна была неумолима и сдала Воробьева в милицию, откуда тот был выпущен через пару дней «за отсутствием состава преступления».
После этого случая Петухова, чувствуя себя отчасти виновной, увидев на горизонте маленькую фигурку Воробьева, старалась от встречи уклониться.
И вот теперь встреча здесь, да еще не в самый подходящий момент.
– Вы, Валентина Сергеевна, не стесняйтесь. – Забалуев подвинул ей стул. – А если Митя вас смущает, – он кивнул на Воробьева, – так это вы зря. Он для нас самый полезный человек, он-то как раз и пролил свет на интересующий вас вопрос. Садитесь, прошу вас. И все же, – Забалуев помедлил, рассеянно перебирая бумаги на столе, – вы бы рассказали, что с вами на самом деле произошло.
Валентина Сергеевна задумалась. Рассказать им все? А стоит ли? Ведь не поверят. Решат, что чокнулась баба. Поднимут на смех. Разнесут по городу. У того же Воробьева есть для этого основания.
– Видите ли, – начала она осторожно, – то, что со мной случилось, не совсем обычно.
– Ну, ну, – подбодрил архивариус.
– И если я расскажу подробно, то боюсь, вы мне не поверите.
– Понимаю, вы боитесь огласки, – сказал Воробьев. – Боитесь, что мы разболтаем всем… И мне вы не доверяете. Так вот, мы…
Но его перебил Забалуев:
– Валентина Сергеевна, мы торжественно клянемся молчать до гроба. – Он шутливо приложил руки к груди.
«…До гроба, – отметила Петухова. – Двенадцать дней осталось… А, была не была…»
И она начала повествование. Стараясь не пропускать мельчайшей подробности, поведала о своих приключениях, не забыла и о сегодняшнем случае. Рассказ продолжался довольно долго. В комнате совсем стемнело, но света не зажигали. Собеседники напряженно слушали.
– Ну, вот и все, – подытожила Петухова, – поверить мне, конечно, трудно. Будь я на вашем месте, конечно бы, не поверила.
– Любопытные вещи мы тут услышали. – Забалуев потер руки от удовольствия, затем включил настольную лампу. Комната заполнилась мягким зеленоватым светом. Стало по-домашнему уютно. – Ну что ж, – архивариус внимательно посмотрел на Петухову, – мы тут тоже кое-что раскопали. Митя, собственно, помог. Вот пускай он и рассказывает. Давай, Митя, начинай.
– Я уж и не знаю. – Воробьев нерешительно посмотрел на Забалуева. – Валентина Сергеевна славится своим неверием. Хотя теперь, после случившегося, оно, возможно, пошатнулось.
– Ладно, Митя, кто старое помянет… Не тяни.
– Хорошо, Петр Петрович. Итак, что за Лиходеевка? О деревне этой слыхал я еще в детстве. Помню, жил по соседству с нами старик один. Совсем дряхлый. Еще крепостное право помнил. Так вот, как-то на празднике сидели взрослые за столом, и старик этот тут же был. А мы, ребятишки, возле крутились. Ну, выпивали, само собой. Деду тоже рюмочку налили. Зашел между взрослыми разговор о разных таинственных случаях. У каждого, конечно, своя история, одна интересней другой. Дошла очередь и до старика. Он и говорит: «Все, что тут рассказали, – это сказки, вранье. А вот есть тут неподалеку деревня, так там действительно случаются чудеса, но рассказывать про них нельзя».
Все, конечно, заинтригованы, подзадоривают: давай, давай, говори, мол, дальше. А тот уперся и ни в какую. Тут кто-то догадался налить ему не рюмку, а граненый стаканчик. Старик выпил, крякнул и говорит: «В этой самой Лиходеевке живут одни колдуны да ведьмы. Могут оборачиваться любой тварью, хоть змеей, хоть кошкой, хоть быком. Но не это главное. А главное то, что могут они мертвых оживлять. Поднимать из земли то есть.
Был раз случай. Умерла одна баба. Прошло с полгода. Глядь, появляется она в деревне. Дело было рано утром. Перед тем ночью была сильная буря. А спозаранку вышли люди, глядят: стоит у своей избы. Видом мертвец мертвецом. Одежда поистлела. Лицо неподвижное. Ну народ, конечно, в крик. Сбежалась вся деревня. Стоят, смотрят, а подойти боятся. Вышел ее мужик, крестится, руками отмахивается: чур меня… чур меня…