Вот со школы со мной такое. Психовать нельзя.
Вроде отпустило…
Бабушка досмотрела новость и заторопилась в кухню. Посмотрела на меня внимательно. Да посмотришь тут, сидит бледная немочь, сама столбиком, в руке чашка, и корвалолом на всю кухню воняет!
— Ба, расскажешь мне, когда всё закончится. Я прямо не могу на это смотреть, что-то мне нехорошо.
— Ладно, расскажу. Есть будешь?
— Не, ужином нас накормили.
— Так время-то уже! — ну да, в садике ужин в пять часов, а сейчас уже дело к ночи.
— Не хочу, — я помотала головой, — краски нанюхалась, аппетита нет. Чаю выпью, и всё.
Я налила себе кружку, пошла в комнату и достала с полки разрозненные листочки своих записей. Спрятаться хотелось туда от этого страшного…
Это была книжка, да. Будущая. В ней была почти сказочная реальность, героиня, у которой сперва всё плохо, а потом должно стать всё хорошо. И, конечно, молодой король. И куча всяких приключений.
Я села за стол и подумала, что надо бы записать свои воскресные переживания. Нет, не просто, а применить их к своим выдуманным персонажам. Первый поцелуй и всё такое. Взяла ручку в руки…
В этом маленьком волшебном мире тоже были страшности и опасности, но они были сказочные. И обязательно кто-то приходил и спасал всех хороших. И наказывал всех плохих, да. И всё заканчивалось благополучно.
Пятница и суббота мало чем отличались от четверга, разве что вечером в субботу я залегла на часок в ванну — очень уж мне хотелось избавиться от въевшегося в руки запаха растворителя.
СМЕШЕНЬЕ ЧУВСТВ
18 июня, воскресенье.
Утро воскресенья разбудило меня запахом жареных пирожков. Бабушка шуршала в кухне.
— Оля, я тут с картошкой пожарила, возьмёшь с собой?
Пахло офигительно. Это ж во сколько она встала?
— Возьму.
А что, в прошлый раз бабушкины пирожки пришлись здорово в тему. Попить бы ещё что — вообще бы здорово было. Я поколебалась между нежеланием тащить с собой термос и стремлением к комфорту. Потом решила, что лучше уж по дороге купить бутылку лимонада и не париться.
Нарядилась сегодня в бордовое шифоновое. В Анькиных журналах «Бурда» тётки в шифоновых платьях всегда были сфотографированы с чем-то вроде нижних платьев. То, что наши мамы называли древним словом «комбинация». Но сейчас никто кроме старушек такие комбинашки уже не носил. Вообще, у девчонок даже особый шик был — носить под прозрачной блузкой лифчик другого цвета, чтоб выделялся. Я такой ультрамодницей не была, так что просто надела под низ телесное бельё. И гранатовый комплектик для красоты.
Волосы завязала в хвост (вчера не до бигудей было) и понеслась.
— Ба, я ушла!
— Иди, иди, я закрою.
Сегодня мне страшно повезло. Нет, я сперва двадцать минут куковала на остановке и думала уже топать до Мухиной, там всякого транспорта куда больше ходит, но тут подошёл сорок четвёртый, который довёз меня прямо до нужной остановки.
Вовка ждал меня у танка, так же как в прошлый раз, при параде. Сегодня обошлось без флоры и фауны, что вызвало у меня несказанное облегчение.
Я как-то не знала, как мы после прошлого раза должны… ну… встретиться, что ли… Но Вова на этот счёт, видимо, не испытывал особенных сомнений, обнял меня и поцеловал в щёчку, ближе к уху, и губами провёл слегка, так что на меня опять жаром плеснуло от коленей и вверх… И как же он пахнет, Господи, аж ноги подкашиваются. Что ж это такое вообще…
— Привет, — он достал из кармана шоколадку.
— Привет, — мне как-то удалось справиться с голосом.
— Я сегодня только до четырёх.
— Увольнение короче?
— Наоборот, длиннее. Бабушка с дедом просили заехать, я обещал. В четыре двадцать пивоварихинский автобус.
Пивовариха — это деревня такая, под Иркутском, кто не знает.
— Интересно как у вас устроено.
— Если у курсанта родня в городе — ну, или рядом, в пригороде, можно получить увольнительную с ночевой. Если косяков нет. У меня же дядька в ИВВАИУ служит, подполковник. Соответственно, бабушка просит его, он — кого нужно. Я еду.
— А бабушка — это его мама?
— Тёща.
— Суровая?
— Не то слово. Не послушаешься — себе дороже выйдет.
Для меня такие отношения выглядели несколько странно. Наша бабушка тоже была матриарх, но её все слушались исключительно потому, что очень любили. И она любила всех. Я и слов-то таких лет до пятнадцати не знала — тёща, свекровь. Она для всех была мама.