Зато вышла на курсы в политех — на те, дизайнерские. Как и собиралась, проплатила учёбу по-максимуму. Вместе с тем, что мне папа подкинул, получилось год до конца закрыть — ну и всё, голова больше об этом не болит!
Потихоньку заканчивала формирование моих кружковых групп. Заведующая (утвердили-таки Константиновну) предложила мне хитрый и коварный ход: первое занятие сделать бесплатным. Вот для всех поголовно. Типа, детям понравится, будут родителей просить записать их на кружки. Ну и для тех, кто по двое детей записывал, тоже скидки. Правда, мало таких. Сейчас вообще редко кто второго решается рожать — выживать-то как?
И ценник мы, на пару с Альбиной Константиновной поразмыслив, поставили ещё ниже, чем изначально предполагали — двадцать тысяч всего. Да, у людей всё ещё было сильно плохо с деньгами, но двадцатка — это ж условно шесть булок хлеба. Даже килограмм колбасы не купишь!
В общем, не знаю, из-за наших хитровыдуманных телодвижений или просто народ созрел, но записалось ко мне только на рисование двадцать человек, причём, четырёх разных возрастов, начиная с трёхлетних карапузов, что приводило меня в некоторый ужас. Но мы же сильные и смелые, да?
Тестопластика порадовала ещё сильнее, даже цифры называть вам не буду, боюсь сглазить, если честно… детёныши, с каждого занятия гордо несущие какую-то самостоятельно вылепленную поделочку, почему-то производили на всех прямо-таки магнетическое впечатление. Я озадачена была страшно. С рисованием ничего такого не наблюдалось — там как раз-таки оправдался наш умеренный прогноз. А на лепку народ попёр валом! Дескать: да пусть дитё занимается, и недорого, и с пользой. Я когда списки подбила, офигела просто. Пришлось их делить, часть ставить в утреннее время — благо, никто по этому поводу претензий нам не предъявлял.
Подсчётом долгов и сбором денег должна была заниматься новая кассирша, деловая баба со строгим лицом. Моим долгом было вовремя ей ведомости с плюсиками посещений сдавать, а дальше уж всё она сама.
Про старую, о которой всё-таки просочились слухи про связи с бандитами и её наводчицкой деятельности, никто старался не вспоминать.
Ещё ездила на дачу, помогала маме картошку копать и облепиху собирать (не люблю это дело, все руки потом по локоть в соке, а прохладно уже).
За всей этой суетой возможностей наезжать к Вовке каждый день не стало. Да и у него расписание изменилось. Виделись мы раза два в неделю максимум, если всё удачно совпадало. Зато он мне звонил — из столовой, почти каждый вечер. Я снимала радио-трубку и уходила к себе в комнату, запиралась — хорошо, что я такой телефон купила, а то в коридоре сидеть совсем бы неудобно было.
Первое сентября нынче пришлось на пятницу, вся первая неделя у меня получилась суетная-пресуетная, и добежала я до Вовы только в субботу. Зато услышала от него такую феерическую историю, которая заслуживает отдельного заголовка.
ОСЕННИЙ ЗАГОН
У майора Гробовченко случился осенний загон.
В пятницу вечером (восьмого сентября, если кому нужна точность), когда, как говорится, ничего не предвещало, все желающие спали (поскольку вечерняя поверка прошла и был объявлен отбой), а отдельные нежелающие спать курсанты сидели в классной комнате, завесив изнутри окна и двери одеялами (ну, нужно же было как-то предотвратить поступление вовне света от монитора и телевизора), майор Гробовченко вернулся в расположение роты, чтобы внезапно проверить боеготовность вверенного состава.
И первым делом незамедлительно вломился в классную комнату.
Обнаружив внутри некоторое количество любителей компьютерных игр и видеофильмов, он громогласно выкрикнул: «Что же вы делаете, товарищи курсанты?» (в инфернальном эквиваленте), после чего оперативно приступил к усиленной работе с курсантским боевым духом. Следует ли объяснять, что в этот момент майор Гробовченко был выпивши, что называется, до синевы, и держался на ногах исключительно на силе воли и чувстве долга?
Рота тотчас была построена на улице по форме номер два (брюки, сапоги, голый торс) и получила команду: «пять километров бегом марш!»
Поскольку товарищ майор отдавал себе отчёт, что контролировать процесс бега в подобном сумеречном состоянии ему будет сложно, он заблаговременно отдал приказ принести из казармы стул.