Кстати, я сдержал обещание и немного освоившись в лагере беженцев заказал в местном капище благодарственную жертву для Макоши. Хоть и не богатую, зато от души. Кроме нашей общей беды с Миланой у меня была и единоличная проблема. Меня беспокоила Дарина. Сначала я думал что мирная жизнь, пусть и в лагере беженцев, успокоит её, поможет. Но я ошибался. Определённо, раньше у двоюродной сестёнки нрав был мягче и застенчивее. Детский был нрав. Она много смеялась, добрая была, общительная. Но то было до войны и до тех самых событий в Рогово. Теперь она почти не улыбается, не смеётся. Почти всё время молчит. Волком смотрит на мужчин. Грубит им. Более-менее обычно относится только к нашим друзьям - Втораку, Ждану, Светиславычу. И то она с ними довольно холодно общается. Только меня признаёт своим. Ну и с Миланой хорошо общается, но та всё-таки девушка. Я отвёл Дарину ко врачам. Они "покопались" у неё в мозгах и обследовали тело. То, что я услышал, привело меня в ужас и ярость. Врачи сказали, что Дарина в будущем не сможет рожать детей, потому что тот упырь в остроге.. Он не раз надругался над ней и это навсегда отняло у девочки возможность в будущем стать матерью. Боги, это чудовище сотворило такое с девочкой, а я его так быстро и просто убил?! Я ему милость оказал?! Чернобогова задница!! Будь ты проклят! Чтоб ты стал окаменелым дерьмом Ящера до конца времён!!! ... Душа девочки так же осталось разорванной и истерзанной. Теперь она ненавидела и боялась всех мужчин. И не мудрено, после тех-то издевательств и насилия. Что же мне делать? Что делать с сестрой? Можно ли что-то исправить? Врачи сказали, что, к сожалению, тело они уже не вылечат. А вот вылечить душу.. Полностью вернуть всё как было невозможно, но сгладить.. Сказали, что помогут лекарства и спокойная тихая жизнь среди хороших людей. Всё в руках Богов. Ну да, Боги.. Только на них и можно надеяться в этом мире.
Мы уже четвёртый месяц жили в лагере для беженцев. Вообще-то это место называлось "Новым посадом", но и беженцы, и местные жители называли его "лагерем". Обитатели вроде бы не были как-то ущемлены в правах. Дети ходили в ближайшую гимназию, никакие полуторасаженные заборы с колючей проволокой "посад" не окружали. Так, чисто показушные лёгкие заграждения. Но всё равно над лагерем висела какая-то безнадёга и покорность судьбе. Почти половину населения составляли сяньюни. Они держались обособленно и с нами, росскими по происхождению, общались только по необходимости. И это было несколько странно. В Амурском княжестве жило много сяньюней, но с другими народностями они перемешивались мало. Кто-то считал это высокомерием, кто-то заносчивостью. А вот живущие в Союзе сяньюни были намного более общительными с чужеродцами. Покойный ныне Тянь тому пример. Вторая часть населения - росские по происхождению и языку амурцы. Однако без словенского подданства мало что можно было сделать, а бывшее амурское подданство можно было теперь засунуть.. За пазуху, ёшки-матрёшки. Тут у всех была одна мечта: законная работа. И у нас со Втораком, фамилия которго оказалась Никонов, тоже. Это было наше больное место. Чтобы найти денег на лечение Миланы нам нужна была постоянная работа. Тогда можно взять ссуду в банке. Но у меня с Никоновым не было обычных мирных ремёсел. Те работы, на которые не нужны ремесленные знания, были тяжёлые и низкооплачиваемые. Вроде грузчика или дворника. Хотя если бы не срочность, то начать можно было бы и с них. В словенскую армию нас тоже не возьмут. Не, меня не возьмут. А Никонова возьмут. С его подготовкой и настоящим боевым опытом - точно возьмут. Вот только после принятия им подданства. По закону солдатом Союза может быть только подданый Союза. До подданства Никонову чуть ближе чем мне. Его прошлые заслуги и опыт помогли бы, будь у него документы с подтверждением. А так - на слово никто не поверит. Чем докажешь, что в Княжьей дружине служил? Нет доказательств? Гуляй. Хорошо стрелять и руками-ногами кирпичи ломать много кто умеет. Может ты вообще беглый военный преступник и вовсе не из АК? Точно?.. Вобщем с работой было хреновато. Хотя появилась вроде новость о наборе рабочих на лесозаготовки. И недалеко, вёрст сто от Велесославля. Может хоть разнорабочими пристроимся. Зато там берут без подданства и даже выписывают разрешение на работу. А это уже шаг к подданству. И счёт в банке можно открыть. Через неделю будет ясно - правда или соврали про лесоповал.
Дарина жила со мной в семейном бараке. Вообще-то её должны были отправить в приют, но помогли Боги и справка от врачей. Я смог убедить чиновников в том, что девочку можно доверить мне на попечение. Тем более, что когда они Дарине сказали, что отправят в приют, то она так вцепилась в мою руку - у меня потом синяки были. Я показал справку из больницы, где говорилось, о душевном расстройстве Дарины Юэн. Мол, её нельзя сейчас разлучать с единственным родственником. Чиновники нехотя согласились, бурча, что совсем негоже оставлять несовершеннолетнюю девчонку с двадцатилетним парнем. Нам выделили светлицу и сказали, что будут постоянно проверять. Дарина заняла одну половину светлицы, я другую. Разгородились лёгкой перегородкой. Всё же девочке надо и переодеваться, и ко сну готовиться не на чужих глазах. Слышалось это гораздо роскошнее, чем было на самом деле. Бараки совсем не были основательными. Временные строения из тесовых щитов с волокнистым утеплителем в сибирских погодах показывали себя не с лучшей стороны. Стены холодили, внешние углы часто промерзали так, что появлялись льдышки. Паровое отопление только называлось паровым, являясь в лучшем случае просто водяным. Уборные были отдельные, слава Богам. А вот мыться... В светлицах теплота редко поднималась больше шести нютонов, в совмещённых с уборными мыльнях было нифига не теплее. Может кто-то в них и мылся, но я таких смельчаков не знал. Думал, что занимавшийся самбо Никонов "могёт" и спросил его как-то об этом. Он посмотрел на меня как на сумасшедшего и даже передёрнулся. Я тоже не решался на такое и уж тем более не мог заставлять Дарину мыться в том холодильнике. Мы ходили в общественную баню, как и большинство посадцев. Через день или два ходили. Стоила помывка сущие гроши, парилка тоже была дешёвая. А ещё там была прачечная самообслуживания! Так что мы ходили в эту благословенную баню с удовольствием. Пока стиралась наша одежда, Дарина уходила в женскую половину, а я в мужскую. Потом мы встречались в прачечной, забирали одежду и шли домой. Как странно. Мы уже назвали эти трущобы "домом". Наверное людям необходимо место, которое они могли бы считать домом...
Готовили мы с Дариной по-очереди. Обычно я делал завтрак - Дарина ещё та соня. Мне поначалу приходилось чуть ли не за шкирку вынимать её из постели, чтобы она не опаздывала в гимназию. Потом привыкла, но всё равно по утрам она была тормознутая и более угрюмая чем обычно. Я временами не понимал что у неё за настроение, злится она или радуется. Девочка, если не считать время с Миланой, почти не говорила. Если со мной она ещё как-то общалась, то с другими людьми почти не разговаривала по своей воле. В лагере было много детей и подростков, но девочка сторонилась свестников. В государственной гимназии Дарина держалась особняком. При том, что училась она хорошо, в жизни класса и гимназии не участвовала. Мало того - она плохо относилась к мужчинам. Настолько плохо, что полностью уходила в себя от одного более-менее резкого замечания со стороны учителей-мужчин. Бывало дралась с мальчишками, дралась по-взрослому, до синяков. И это не всё. На уроках гимнастики она несколько раз выходила из себя когда учитель-гимнаст пытался помочь ей сделать упражнения и при этом прикасался к ней. Отшатывалась и грубила. Один раз даже ударила. Помню, меня тогда впервые вызвали в гимназию.
В стареньком, порядком обшарпаном здании я некоторое время ходил по коридорам, пытаясь отыскать палату управляющего. Гимназия напоминала ту, откуда мы выручали узников в Амурском княжестве, разве что решёток не было. Я старался об этом не думать, но посетила догадка, что и Дарина может так думать. Мне показали дорогу до палаты, я вежливо постучал и вошёл, услышав приглашение. За столом сидела средних лет женщина, в одежде младшей чиновницы и с убраными в тугой хвост тёмными волосами. Лицо у неё было доброе и уставшее, как и положено руководителю такого бедового хозяйства. На столе громоздилась толстая стопа бумаг, какие-то папки лежали на соседнем столе, а в шкафу виднелись ещё и старые папки. Женщина вроде бы даже была рада нечаянному перерыву, однако для порядка строго спросила: