Да что там говорить?! С Дариной и то мы виделись урывками. Часто я уходил - она ещё спала, а приходил - она уже спала. Хорошо что соседка тётя Желана приглядывала за девочкой, помогала с готовкой иногда. Девушки у меня тем более не было. Занимаясь готовкой немудрёной холостяцкой жрачки, сидя у стиральной машины в прачечной самообслуживания или ворочаясь на жёсткой одинокой койке в каморке общаги, я не раз задумывался о своём одиночестве. Мы тут, в Новом посаде, с осени. Может виной моя нынешняя работа, может ответственность за Дарину, может ещё что, но я всё время один. В посаде девушек и женщин как бы и побольше мужчин - война мужиков больше сжирает. Опять же сяньюни держатся особняком. У них своя вера, свои праздники. И при том молодые беженки стараются найти любовника (а если получится, то и жениха) среди местных, словенских мужчин. В таких как я они видят отражение себя - нищеброды без подданства со смутным будущим. Поэтому так трудно даже познакомиться с кем-то, не то что шуры-муры завести. В других условиях можно было бы надеяться на случайные связи. Девушки и незамужние молодые женщины часто во время праздников и гулянок-вечеринок выбирают себе понравившихся мужчин для того чтобы переспать - со скуки, "для здоровья" или в надежде завязать отношения. Однако жизнь в лагере устроена так, что совсем нет тут гуляний, молодёжных вечеринок. Праздники если и празднуют, то в кругу семьи, у кого она сохранилась, и близких друзей. А друзей я тут себе так и не завел. Водиться с малолетками пятнадцати-семнадцати лет, которым всё равно с кем тереться на чердаке - лишь бы впечатления были, тоже не получалось. Я для них был уже староват. Тем более такие девицы были почти что ровесницами Дарины и Миланы, поэтому совесть как-то не давала мне обжиматься с ними по углам да под юбки к ним лезть. Был, конечно, ещё выбор - шлюхи. Среди беженок были и такие. Для некоторых этот способ заработка чуть ли не единственный из доступных, а для кого-то это подработка такая. Договариваешься, оставляешь адрес. К тебе приходит девка, возраст которой определить трудно. Ей может быть и шестнадцать, и двадцать шесть. Она приходит накрашеная, безразличная, как к станку на фабрику. Буднично раздевается, если попросишь. Может и не раздеваться - ей всё равно. Спрашивает: "-Резинка есть?", если нет, то достает свою (стоимость входит в сумму к оплате). Совершенно не стесняясь своего бледного тощего тела раздвигает ноги или оттопыривает зад где скажешь - на кровати, на полу, на стуле, да хоть на потолке. Механически двигается, разглядывая скучающим взглядом потолок или пол, пока ты пыхтишь делая своё дело. Потом на твоих глазах одевает то, что снимала (если снимала), получает оговоренную сумму и уходит, даже на тебя не взглянув. Как выбор - то же самое, но на дому той самой девки, что оказывает "любовные" услуги. Я совру, если скажу что ни разу не пользовался такими услугами, но это же не отношения какие-то, а просто похоть заглушить. Наверное для Лады такое - как таракана в пироге найти. Она-то любит страстные обьятья, счастливые стоны и всё такое. Живое вобщем. А тут как две куклы жахнулись: ни чувств, ни страсти - одна механика.
Наша напряжённая работа внезапно остановилась. Дорогу окончательно развезло, а запас лома значительно иссяк. Брусил пообещал, что через недельку-другую работа возобновится, а пока мы свободны как сопля в полёте. Ёшки-матрёшки. Я целый день отсыпался, потом ещё день бездельничал, а потом плюнул на всё и устроил Дарине внеочередные выходные. Учится она хорошо, думаю, что за пару дней особо не отстанет. Под это дело я не поленился побывать в гимназии и взять пакет бумаг об учёбе девочки. Сначала мы навестили Милану. Бледная, осунувшаяся девушка совсем не была похожа на саму себя месячной давности. Смотреть на неё было просто больно. Дарина долго сидела у её кровати, что-то рассказывала неестественно бодрым голосом, а я смог из себя выдавить только приветствие. Милана слабо улыбалась, что-то тихо спрашивала. Вела она себя немного заторможено, потому что ей постоянно впрыскивали болеутоляющие. Свидание продлилось недолго, Милана быстро устала. Мы простились, вышли в коридор и только тут Дарина расплакалась. Беззвучно, без всхлипов и стонов. Просто из глаз текли слёзы, но рот её был сжат в упрямую тонкую линию. Она вообще после Рогова плакала только беззвучно.
На следующий день мы приехали в Малахит. Весенний город встретил нас лужами на дорогах и свежим ветром. Приехали мы утром, так что застали господина Фу дома. В результате он вызвал извозчика и оплатил дорогу в оба конца. Джия накормила вкусным завтраком, проводила до дверей и пообещала угостить не менее вкусным обедом. Раз заплачено, то поехали с удобствами. Не так уж и долго ехали. Всё-таки не такой и огромный город, этот Малахит. Извозчик остановился возле чугунных узорных ворот. Они были гостеприимно распахнуты и открывали вид на довольно длинную сосновую рощу, в конце которой виднелось белое здание. Да уж, ёшки-матрёшки! Богато выглядит. Сосны шумели на ветру, наполняя воздух запахами хвои и смолы. Прямо перед нами дорожку в три длинных прыжка пересекла огненно-рыжая белка. Она взлетела вверх по стволу сосны и оттуда наблюдала - не кинемся ли мы за ней? Мы не кинулись за рыжей молнией, а я просто погрозил ей кулаком и конечно же не произвёл на неё никакого впечатления. Белка насмешливо прострекотала нам вслед. Вот и здание гимназии. Трёхэтажная белая громадина имела нарядный вид. Около большого крыльца дворничиха в рабочем армяке и крепких мужских сапогах метлой разметала лужи талой воды, чтобы ,не дай боги, не поскользнулась какая-нибудь неловкая гимназисточка. Она лишь покосилась в нашу сторону и продолжила свою важную работу. Мы вошли в здание и были несколько ошарашены тишиной. Шли занятия. Эхо наших шагов гулко раздавалось под высокими сводчатыми потолками и всё время хотелось идти на цыпочках, чтобы не нарушать тишину. Хотелось встретить хоть кого-нибудь и спросить дорогу до начальства. Не будешь же открывать все двери подряд. И тут прозвенел звонок. Почти сразу коридоры наполнились девчушками, девчонками и девушками от семи до семнадцати. Поднялся шум, средний между птичьим щебетом берёзовой рощи и птичьим базаром океанских островов. Я побоялся, что Дарину затолкают и притянул её к себе, пережидая девчачий поток. На нас практически не обращали внимания. Это было удивительно. Вдруг кто-то подёргал меня за рукав. Я обернулся. Рядом стояла невысокая рыжеволосая девушка в гимназическом наряде с синей повязкой на рукаве и требовательно смотрела на меня снизу вверх:
-Товарищ, вы что здесь делаете?
-Э-э-э. Извините. Нам бы к начальству.
-Понятно. Идите за мной.
Девушка резко повернулась, раздув складчатую юбку и зашагала впереди нас, решительно раздвигая стайки учениц. Пройдя несколько коридоров, мы попали в тихое место гимназии. Здесь были учительские и управляющие. Вот мимо нас процокала каблуками молодая учительница в таком же как у гимназисток наряде - клетчатой юбке и зелёной рубашке, но с какими-то нашивками на рукавах, с радужными лентами в волосах и со вполне взрослыми выпуклостями. Если бы не они, то я бы подумал, что она тоже гимназистка. Грудастая "гимназистка" заинтересованно глянула на нас. Вернее на меня. От её взгляда мне сразу стало жарко, но она процокала мимо и скрылась за поворотом. Я облегчённо выдохнул. В моём положении полу-бродяги не готов заигрывать с такими девушками. Суровая гимназистка остановилась перед лакированной дверью и сообщила:
-Здесь палата начальницы. Всего хорошего.
Она смерила нас взглядом и удалилась, решительно шагая. Я помог Дарине снять шубку, стянул с себя недавно купленый тёплый кафтан. Вся наша верхняя одежда поместилась на вешалке около скамейки для посетителей. Постучал в дверь:
-Можно?
За полированым письменным столом секретарша печатала на машинке. Она подняла голову, буднично спросила:
-Вы на приём? Проходите.