Сердца, из-под сардинок пустые коробки,
Свесьте, отправляясь на бульвары
Волочить вуаль желаний, втыкать взорные пробки
В небесный полог, дырявый и старый.
В прозвездные плюньте заплатки.
Хотите ли, чтобы перед вами
Жонглировали словами?
На том же самом бульваре
В таксомоторе сегодня ваши догадки
Бесплатно катаю, Милостивые Государи.
Октябрь 1913 г.
«Монету жалости опустит…»
Монету жалости опустит,
Следя за шалостями зорко,
Не для нерасточивших грусть
Под аккомпанимент восторга…
И не тангируют сомненья
Невинностью припудря лица,
А этот ускользнувший день
Не на автомобиле мчится,
И не единственностью гордо
Сердец, закованных в перчатки,
Сквозь охладившихся реторт –
«Замеченные опечатки».
Март 1914 г.
Святое ремесло
…Мое святое ремесло.
Давно мечтательность, труверя, кончена,
И вморфлена ты, кровь искусства.
Качнись на площади, пьянь, обыденщина,
Качайся, пьяная, качая вкус твой.
Давно истерлось ты – пора румяниться,
Пора запудриться, бульваром грезя,
И я, твоих же взоров пьяница,
Пришпилю слез к бумажной розе.
Шаблон на розу! Ходи, выкликивай.
Шагов качающих ночь не морозит;
О, не один тебе подмигивал.
Октябрь 1913 г.
«Загородного сада расходились посетители…»
Загородного сада расходились посетители,
Гриммируя секунды в романтическую поэму.
Мягким взором написали улыбку, – «посидите»,
Обрывая задумчивыми губами хризантэму.
Окуная сердце в рюмку ликёра томительно,
Вы, принцесса грёзная, утомились,
Сказали черно-стеклярусным взором, – возьмите;
И на нас, прищурившись, звезды сверху косились.
О, я видел, как с Ваших пальцев капали
Слова, как жемчужины, и их нижут чьи то губы,
А Ваш взор растаял во мгле под шляпой.
Одетый в тысячи черно-шуршащих юбок.
Ноябрь 1913 г.
Мой год
Suivi du Suicide impie
A travers les pales cites…
Prelude
Конст. Липскерову.
Весна, изысканность мужского туалета,
Безукоризненность, как смокинг, вешних прав…
А мне – моя печаль журчаньем триолета
Струиться золотом в янтарность vin de grave.
Кинематограф слов, улыбок и признаний,
Стремительный побег ажурных вечеров,
И абрис полночи на золотом стакане,
Как гонг, картавое гортанно серебро,
И электричество мелькнувших зорко взоров,
Пронзительный рассвет раскрытых кротко глаз.
Весь Ваш подошв я от до зеркала пробора,
Гримасник милых поз, безмолвно – хрупкий час.
Февраль 1914 г.
Весна
Воздух по детски целуется
На деревьях развешены слёзы,
Пробивают, как скорлупу яйца,
Снег шаги. А в сердце заноза…
И Вы проходите и мимо проносите
Мою любовь и воспоминаний тысячи
Сосульки по крышам хрупкие носики
Заострили. А Вы сейчас…
О, я знаю, что на лето нафталином
Перекладывают все зимние вещи,
Чувствуя, что время становится длинным,
А тоска значительно резче.
Весеннее
Кто же скажет, что этим безтрепетным пальцам
Душу дано изласкать до безумья?
Кто же назовет колокольню страдальцем,
Позвякивающую сплетнями в весеннем шуме?
Кто же душу на сумерки нежно
Вынес и положил, не беспокоясь,
Что её изласкают пальцы яблони снежной,
В сладострастьи распускающей пояс?
А, может быть, сумерек взорами хищницы
Мне любовница незнанная откроется…
Поглядите, как выпуклые бедра земли пышнятся
И от голубого неба до зеленой земли кем до лестницы строются
А взору сквозь прорезы листвы, зрачков изумруды
Снится сумасшедших грез и отрав река,
И увозят снисходительные верблюды
Раскапризничавшуюся от зноя Африку.
Вот сегодня нащупаем даль мы,
Вот сегодня опустимся на дно душ,
И сочатся сквозь белые зубки пальмы
Солнечные грёзы давно уж.
Июль 1914 г.
Геленджик.
Лето