Вильям Козлов
Солнце на стене
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
МОИ ПОДСНЕЖНИКИ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Я сижу на мокрой скамейке в пустынном городском парке. Сквозь голые ветви кустов видна автобусная остановка. Синий автобус остановился возле огромной мутной лужи. На подножке замешкалась пожилая женщина: она примеривалась, куда удобнее поставить ногу. Но куда ни встань — кругом вода. Вслед за женщиной лихо спрыгнули в лужу три парня. Автобус зашипел, и двери закрылись.
Ее, конечно, нет. Как всегда, опаздывает. Я один сижу в этом парке. Второго дурака такого больше нет. Если не считать грубо сработанного железобетонного спортсмена в трусах. Он пружинисто пригнулся на шершавых ногах с диском в руке. Один край отломился, и диск напоминает месяц. Спортсмену положено здесь мокнуть под дождем. Такая уж у него судьба. В жару и холод, в дождь и снег стоит он в парке и смотрит пустыми глазами в туманную даль, где маячат областные и всесоюзные рекорды. А мне, признаться, дождь надоел. Не дождь, а мокрая пыль. Она оседает на лице, делает липкими ресницы, холодные капли скатываются за воротник.
Напротив парка, который растянулся вдоль реки Широкой, на другом берегу, стоит шестиэтажный дом. Будто флаги, взлетают и опускаются в одном из окон полосатые занавески. В комнате играет радиола. Поет Эдита Пьеха про красный автобус: «Автобус, червоний…»
Я смотрю на дорогу. Навстречу мчится «Волга». Мелькнула было мысль, что это она в такси, но машина, оставив маленькое мокрое облако, прошелестела мимо. Наконец показался автобус.
Она не приехала. Без четверти семь. Я поднялся. На скамейке осталось белое пятно. Автобус тронулся и тут же снова остановился. На тротуар выпрыгнула девчонка в лыжном костюме и черной котиковой шапке с опущенным козырьком. Сбросила на тротуар пухлый рюкзак и снова ринулась в автобус. Но в этот момент двери закрылись и машина тронулась.
— Эй, подождите! — пронзительно закричала девчонка, прыгая на одной ноге. Но автобус не останавливался. Я сорвался с места, махнул через лужу и, поравнявшись с кабиной, забарабанил шоферу в стекло. Автобус нехотя притормозил. Девчонка высвободила ногу, кто-то подал ей лыжи.
— Это он нарочно, — сказала девчонка. — Подумаешь, еще подмигивает… Я ему язык показала!
Она подошла к тротуару, подняла рюкзак и стала просовывать под лямки руки. Одна рука не пролезала. Взглянув на меня, девчонка сказала:
— Вы же видите, у меня не получается!
Я помог ей.
— Просто не верится, — сказала она. — Там солнце и снег, а здесь дождь.
— Где там? — поинтересовался я.
— В Антарктиде… Если не трудно, подайте, пожалуйста, лыжи.
Я поднял связанные по всем правилам лыжи и палки.
— Благодарю, — сказала она.
— И часто вы бываете… в Антарктиде?
— Теперь этот пристает, — вздохнула девчонка. — Как вы мне все надоели…
— Успокойтесь, — сказал я, опешив. — Вы мне совсем не нравитесь.
— Слава богу, — сказала девчонка. И с любопытством посмотрела на меня.
Глаза у нее большие и насмешливые. На бровях и черных ресницах блестящие капли. Губы припухлые, как у обиженного ребенка. Молния на куртке расстегнута, виднеется белый пушистый свитер. Шаровары мокрые, локти тоже. Видно, не один раз кувырнулась с горы. На вид ей лет восемнадцать. Ничего особенного, обыкновенная девчонка. Какие это дураки ей проходу не дают? Мне вдруг захотелось, чтобы она улыбнулась.
— Мартышка, — сказал я.
— Что вы сказали? — спросила она.
— Я говорю, дурак этот шофер, что подмигивал…
— А вы, думаете, умнее?
Я отвернулся и пошел: зря такую ехидну спасал, пусть бы прыгала на одной ноге до следующей остановки.
Не успел я сделать и нескольких шагов, как услышал вопль.
— Что еще? — спросил я.
— Нога…
— Помочь?
— Ой! — вскрикнула она, ощупывая колено. — Только этого мне не хватало.
Я сгреб ее в охапку и понес к скамейке.
— Эй, пустите! — кричала она, вырываясь. — Куда вы меня тащите?
Я еще не успел дойти до скамейки, как подкатил автобус. В открытых дверях показалась Марина. Увидев меня с девушкой на руках, она замерла. Двери закрылись, и Марина уехала. Все это я увидел краем глаза. Лыжи болтались у самого моего носа. Девчонка перестала вырываться и смирно лежала на руках.
— Черт… — вырвалось у меня.
— Перестаньте чертыхаться, — сказала девчонка. Шапка сползла ей на нос, она ничего не видела.
— Вот брошу сейчас в реку… в набежавшую волну, — сказал я.
Скамейка была влажная. Белое пятно исчезло. Я осторожно посадил ее. Снял рюкзак. Лыжи прислонил к мокрому черному дереву.