Он, ухмыляясь, смотрел на меня. Думал, что вызвал на дешевый спор. Но мне не хотелось больше разговаривать. По узкой тропинке я пошел наверх, к мосту.
— Ястребов! — окликнул Биндо. — Ты по линии комсомола зашел или как?
— Я люблю сверчков слушать, — сказал я, оборачиваясь. — Дай, думаю, зайду, может у вас в доме сверчок есть?
— Понятно, комсомол тебя командировал… Так это про тебя толковал этот парнишечка с завода? Ну, красивенький такой…
— Вот видишь, — сказал я. — Комсомол проявляет к тебе чуткость.
— Так бы сразу и сказал. Я комсомол уважаю… Заходи, найдется бутылка. И закусить есть чем.
— Не пью, — сказал я.
Поднявшись на мост, оглянулся. Он стоял на крыльце и курил. Красноватый огонек описал дугу и исчез в лопухах, что росли у крыльца. Слышно было, как Биндо сплюнул.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мы живем на первом этаже. Одно окно выходит на улицу, из второго видна лишь высокая белая стена соседнего дома. Мы слышим, как вечером, возвращаясь с танцев, влюбленные договариваются о свидании. И всякий раз внизу, под нашим окном, целуются. Сашка Шуруп иногда не выдерживает и, отворив форточку, кричит: «Бог в помощь!» Даже с прикрытой форточкой мы слышим все, что происходит на улице. Комендант общежития говорит, что у нас исключительно звукопроницаемый дом. Другого такого в городе нет.
Солнце редко заглядывает к нам. Оно неожиданно появляется во второй половине дня на белой стене соседнего дома. И большая комната наполняется розовым светом.
Это очень красиво: солнце на белой стене. Круглое чердачное окно отражает заходящее солнце на стену.
Наша улица самая длинная в городе. Она начинается от автобусной остановки, которая в центре, и тянется до окраины. На окраине расположено новое кладбище, а еще дальше, за ним, аэропорт. В городе есть еще и старое кладбище, у железнодорожного моста. Оно очень живописное, с церковью, памятниками и даже фамильными склепами.
Синереченская — так называется наша улица. По ней в последний путь провожают на кладбище покойников. Бывало, услышав траурный марш, мы подходили к окну, а теперь не подходим. Неинтересно смотреть на покойников. Эти похоронные процессии навевают грустные мысли. Видя, как медленно движется машина с красным гробом, как плачут близкие, невольно представляешь себе точно такую же картину, где главным действующим лицом будешь ты… Нехорошо все-таки жить на улице, которая упирается в кладбище. В общем-то мы знаем, что все там будем. Но зачем тебе каждый день напоминают об этом?
Сегодня воскресенье, и мы с Сашкой дома. Шоссе мокрое и блестит, плотные облака обложили небо. На стеклах мерцают прозрачные капли. Напротив, через дорогу, мокнет на веревке чье-то белье. Слышно, как шелестят плащами прохожие.
Я сижу на подоконнике и смотрю на улицу. Надо бы к приятелям сходить, но лень вставать, одеваться, выходить на дождь и мокнуть у автобусной остановки. Сашка Шуруп тупым ножом вскрывает консервную банку. Он может сутки напролет что-нибудь жевать.
Сашка — мой сосед по комнате. Вот уже полтора года мы живем вместе. И работаем на одном заводе, только в разных цехах. Сашка Шуруп здешний. Родителей у него нет. Он никогда не рассказывает, что с ними произошло. Самым родным человеком он считает дедушку, которому сейчас около восьмидесяти лет. Дед — старый коммунист, получает персональную пенсию. Живет в деревне. Лет пять назад, когда со здоровьем стало плохо, дед уехал из города в Дроздово к дальним родственникам. Это отсюда километров шестьдесят. На праздники Сашка всегда уезжает к деду.
Шурупу девятнадцать лет. Он очень подвижный, живой, невысокого роста, хорошо сложен. Короткая светлая челка и светлые веселые глаза. Его еще в школе прозвали Шурупом. Наверное, за то, что нос сует в каждую дырку. Сашка — удивительно любопытный человек. Первое время он задавал мне бесконечное число самых различных вопросов. Его интересовало все: сколько лет вратарю Яшину и какую среднюю скорость развивает дельфин. Кто все-таки убил Кеннеди и почему возникает взрыв, когда реактивный самолет преодолевает звуковой барьер? Он доводил меня своими вопросами до изнеможения. Ему ничего не стоило разбудить меня ночью и спросить, правда ли, что Пушкин изменял своей жене. Однажды я набрал в библиотеке кучу книг «Географиздата» и принес Сашке. Это была гениальная мысль. Шуруп с жадностью принялся читать и оставил меня в покое.
У Сашки отличный аппетит, и он почти никогда не унывает. Бодрость духа у него поддерживает гитара. Она висит над его койкой. Шуруп знает много песен и с удовольствием исполняет их. У него приятный голос. Вот и сейчас, расправляясь с банкой шпрот, он напевает под нос: «У незнакомого поселка, на безымянной высоте…» Эти слова он снова и снова повторяет.