— Товарищ командир… Я это… как бы сказать… Ну, факт, одним словом…
— Толком говори! — оборвал его командир.
— Доктор я, товарищ командир, факт, в плен попавший.
— Знаем мы вас! Соври кому-нибудь другому!
— Товарищ командир, а ведь я вас знаю! — сказал Кузьмич, вдруг весь просияв.
Командир удивленно посмотрел на него.
— Знаешь? — спросил он, оглядываясь на столпившихся бойцов. — Гм, интересно! А ну, скажи как моя фамилия, если ты меня знаешь?
— Товарищ Куц ваша фамилия. Вы нас прошлый год в Гиляне очень выручили. Потом, может, помните, в пески вместе ходили.
— Какого полка?
— Шестьдесят первого. Второго эскадрона.
— Да вы кто по должности?
— Доктор. То есть лекпом.
— Фамилия командира эскадрона?
— Товарищ Ладыгин.
— Имя и отчество?
— Иван Ильич.
— Отпустите его.
Кузьмич расправил затекшие руки.
Со стороны юрт быстро шла, почти бежала высокая молодая и статная женщина с круглым красивым лицом.
Она, запыхавшись, остановилась подле бойцов.
— Наконец-то… Наконец, — прерывисто, едва сдерживая радостные слезы, заговорила она. — Милые вы мои… дорогие… Ой, не верю даже… Спасибо вам, дорогие… Голубчики мои!
— Что это за женщина? — спросил Куц, с удивлением глядя на нее.
— Пленная. Каттакурганская, — сказал Кузьмич, узнав Дашу по голосу. — Железнодорожника внучка. Я знаю.
Послышались шаги. В сопровождении бойцов подходил чернобородый пастух в накинутой на голое тело овчине. В руках у него был загнутый посох.
Кузьмич сразу же узнал в пастухе Улугбека.
— Товарищ командир, разрешите доложить — человека вот задержали, — сказал высокий боец с подкрученными кверху усами.
— Пастух, говорит, а от нас бежал — еле догнали! — подхватил низенький.
— Это не пастух, это главный злодей — Улугбек! — крикнул Кузьмич.
— Подождите, лекпом! Я знаю его лучше вас, — сказал Куц.
Он подошел к Улугбеку и в упор посмотрел на него.
— Вот, товарищи, — заговорил Куц, обращаясь к бойцам, — Вот перед вами волк в овечьей шкуре, палач эмира бухарского! Убийца и вешатель! Трудно перечислить все его преступления. Это он расстрелял в Катта-кургане пытавшихся бежать активистов-дехкан! Это он убил секретаря укома товарища Исмаилова! Это он жег, грабил и громил кишлаки, восставшие против эмира!
Улугбек быстро выскочил из круга бойцов и, бросив посох, кинулся к юртам. Там, за поворотом, был выход в долину.
— Держи! Лови! — закричали бойцы.
Хрипло дыша, слыша за собой грохот сапог, Улугбек бежал по тропинке. Но навстречу ему уже скакали всадники в малиновых бескозырках. Палач шарахнулся в сторону и вдруг оказался на краю пропасти. Весь съежившись, он повернулся и бросился на догонявшего его Кузьмича.
— Куда?! Стой!!! — не своим голосом крикнул лекпом. Он широко размахнулся и со страшной силой ударил Улугбека в висок кулаком.
Палач ступил шаг назад и, покачнувшись, сорвался с края скалы. На секунду мелькнуло грузное тело, и Улугбек, хватаясь руками за воздух, с отчаянным криком полетел в глубину…
Спустя несколько дней Кузьмич и Даша въезжали с обозом в Юрчи.
Лекпом посматривал по сторонам, поражаясь происшедшим без него переменам. «Гляди, гляди, что соорудили наши ребята, — думал он. — Вот это, факт, Молодцы!» Своими мыслями он поделися с Дашей, показав ей на высокое здание летнего театра со сценой и длинными рядами скамеек.
— Еще и не такое здесь будет, Федор Кузьмич, — сказала Даша, — железную дорогу проведут, домов, магазинов понастроят.
Они въехали под крышу базара. Вдоль пустовавших раньше лавочек висела громадная вывеска. На ней арабскими и русскими буквами было написано «Госторг» и изображен караван, поезд и пароход. Несмотря на будничный день, множество дехкан толпилось у прилавков.
— Ну вот! А что я говорила? — воскликнула Даша, взглянуз на Кузьмича смеющимися голубыми глазами.
— Да, факт, здорово оборудовали, — сказал лекпом. — Ну-ка, товарищ, придержи лошадей. Нам здесь сходить, — сказал он ездовому.
Они направились к кибитке лекпома, где Кузьмич хотел устроить Дашу до попутной оказии.
Навстречу им часто попадались дехкане. Кузьмич обратил внимание, что почти у всех был какой-то праздничный вид.
— Разве сегодня праздник? — спросил он у Даши.
— Обычный день, — сказала она. — Вот через три дня будет праздник — годовщина Октябрьской революции.
Они свернули за дувал и вышли к кибитке лекпома.
Климов с лопатой в руках трудился над грядкой. Увидев Кузьмича, он выронил лопату и остолбенел. Потом трубач сделал движение, словно хотел перекреститься. В следующую минуту друзья душили друг друга в объятиях.