— Да что вы, Цянь Вэнь-гуй, мое дело детей учить! Стать чиновником я и не собираюсь. Не могу только видеть, как унижают хороших людей! И повторяю еще раз: будьте осторожнее. Земельная реформа — не шутка!
Цянь Вэнь-гуй нетерпеливо отмахнулся.
— Что мне земельная реформа? Самое большое — придется отдать два му орошаемой земли. Мой сын ушел в Восьмую армию, а нам с женой много ли нужно? Но вот беднякам, конечно, грозит беда. Их надо предупредить, чтобы не брали землю! Поговори с детьми бедняков в школе. Пусть расскажут дома, что коммунисты вряд ли долго продержатся. Заслужишь благодарность порядочных людей.
Учителю совет пришелся по душе. Вот ему и работа. Уж он-то сумеет незаметно настроить детей! Но самоуверенность Цянь Вэнь-гуя беспокоила его, и он снова вернулся к той же теме:
— Все же Чжан Юй-минь — человек опасный! Сущий дьявол! Да и кроме него могут найтись враги.
— Не беда, это меня мало заботит. С такими юнцами я справлюсь. Ступай-ка домой да думай о нашем деле. Услышишь новости, приходи. А прочитаешь в газетах про победы гоминдановской армии — расскажи людям. Не грех и от себя добавить. Не все же в деревне дураки, кое-кто и задумается над будущим. А теперь прощай, — заключил Цянь Вэнь-гуй, слезая с кана.
Жэнь надел туфли и, улыбаясь, взял со стола сигарету. Цянь Вэнь-гуй поднес ему спичку.
За занавеской послышался шум. Друзья насторожились.
— Кто там? — крикнул Цянь Вэнь-гуй.
— Это я, дядя, — отозвалась Хэйни, — выгоняю кошку. Надоела ока мне.
Учитель Жэнь невольно снова опустился на край кана, и Цянь Вэнь-гуй вдруг догадался, что́ привлекает молодого человека в его дом. Он многозначительно посмотрел на гостя.
— Я тебя не задерживаю; дети, наверное, уже собрались в школе после обеда. Будет время, заходи.
Хозяин приподнял занавеску из японского тисненого шелка — и учителю осталось только шагнуть через порог. Он очутился в центральной зале, где приносили жертвы предкам и богу богатства: на красном лакированном шкафу стояли начищенные до блеска медные сосуды; из соседней комнаты доносилось шуршанье бумажного веера.
Цянь Вэнь-гуй приподнял бамбуковую штору, и они вместе вышли во двор.
Зной обдал их горячей волной. Пчелы с жужжаньем бились об окна. Цянь Вэнь-гуй проводил учителя до сторожевой башни. Обменявшись сочувственно-понимающим взглядом, они расстались.
В тот же день после обеда сноха Гу Юна выбрала свободную минуту и побежала в отцовский дом, чтобы поделиться новостями со своей невесткой Дун Гуй-хуа.
Та жила на западной окраине деревни в глинобитной фанзе, обнесенной плетнем из гаоляна. И домик, и узенький дворик, в котором рос виноград, выглядели чисто и приветливо.
Дун Гуй-хуа, только что вернувшаяся с поля, куда она относила обед, принялась было мыть посуду. Но когда невестка, запыхавшись, вбежала в комнату и, поглядывая на окно, зашептала с таинственным видом, Дун Гуй-хуа потянула ее к двери подальше от теплого кана.
— Значит, верно, что будет реформа? — спросила Дуй Гуй-хуа, выслушав сбивчивый рассказ невестки. — А наши пять му! Как я отговаривала Ли Чжи-сяна от покупки виноградника! Ведь мы заняли десять даней бобовой муки, чтобы купить эти пять му. Сами себе вырыли яму!
Дун Гуй-хуа совсем растерялась. Новость казалась очень важной, сулила что-то большое, но в то же время и пугала. Дун Гуй-хуа сняла с проволоки во дворе рваное мохнатое полотенце, вытерла пот с лица и уселась на низенькую скамеечку, чтобы обдумать все по порядку. Невестка уже ушла, ей некогда было ждать, пока Дун Гуй-хуа соберется с мыслями. Она прибежала сюда в тревоге за брата и невестку, у которых, кроме этого дворика и виноградника, были одни долги. А тут еще, думала она, новая беда, — Дун Гуй-хуа стала активисткой и ее выбрали в председательницы Женского союза.
Четыре года назад Дун Гуй-хуа, спасаясь от голода, бежала из-под Шаньхайгуаня к родственникам в Теплые Воды. Здесь ее сосватали с Ли Чжи-сяном; он был очень беден и давно искал невесту, которую отдали бы за него без свадебного подарка; ей же он показался честным и надежным человеком. Дун Гуй-хуа была женщина умная и скромная. Бедность ее не страшила, и с мужем они жили в ладу. За сорок лет своей жизни Дун Гуй-хуа видела много горя; она берегла каждый грош, и при всей их бедности ей с Ли Чжи-сяном удалось завести небольшое хозяйство. Все в один голос хвалили ее, говорили, что Ли Чжи-сяну повезло: не жена у него, а клад. Год назад, после освобождения, когда в деревне стали создавать Женский союз, Дун Гуй-хуа тоже привлекли к работе. Она отказывалась, уверяла, что ничего не понимает в этих делах, что она не здешняя, но ее все же выбрали в председательницы Женского союза. Она созывала женщин на собрания, вникала во все женские нужды, организовала школу для взрослых.