— Понял…
— Ах, Алька, Алька! Когда ты поймешь, что жизнь гораздо сложнее, чем ты думаешь…
И зачем я только начинал этот разговор! А мать хоть и видела, что мне и так не по себе, но все равно безжалостно начала выпытывать:
— Ты все-таки скажи толком: упрашивал ты этого старика или нет?
— Ну, видишь ли, мам… я, конечно, не то чтобы просил его…
— А зачем же ты сказал, что упрашивал?
Выкручиваться и выпутываться я уже почему-то не мог и потому промямлил:
— Просто… просто мне его жалко стало…
— Жалко!.. — с отвращением сказала мать. — Ему жалко… Ах, Алька, Алька! Не знаю, чему вас в пионерском отряде учат? Такую дрянь жалеть! На мальчишках деньги зарабатывает. И на что? На водку! Ведь он и сюда пьяненький пришел. А ты — жалко! Нет, Олег, когда я была пионеркой, мы таких не жалели…
— Но, мам…
— Какие здесь могут быть «но»! — возмущенно воскликнула она. — Черт знает что творишь, жалеешь всяких грязненьких людей… — Она вдруг махнула рукой и очень жалобно сказала: — И когда ты хоть немного повзрослеешь?
Удивительный вопрос: неужели мне самому не хочется подрасти? Неужели мне приятно выслушивать всяческие морали?
Взрослые путают, а я отвечай только потому, что я еще не взрослый. Сама же всегда говорит: пожилых людей нужно уважать. А ведь это старик! Как его не пожалеть!
Но чем больше я себя злил и доказывал, что мать сама неправа, тем на душе становилось все противней. Получилось, что я, пионер, спасал от милиции подлого человека.
Глава 9. Иного выхода нет
На следующий день я пришел в школу в самом отвратительном настроении. Я до того запутался в своих мыслях и рассуждениях, что даже уроки выучить не смог. Нужно было обязательно с кем-нибудь поговорить, поделиться, а у меня в этой школе не было ни одного настоящего товарища. В классе сидел Рудка Шабалин и читал.
Я боком подошел к нему и спросил, что он читает. Он не ответил.
— Слушай, мне нужно с тобой поговорить, — сказал я.
— Отстань! Мы думали, что ты настоящий парень, а ты…
Я не выдержал и крикнул:
— А что я такого сделал? Ну что? А?
Рудка удивленно посмотрел на меня и не очень решительно сказал:
— Ты сам знаешь…
— Ничего я не знаю!
— Ну тогда жди. Придут Сашка и Женька, и мы на переменке поговорим… — Он помялся и добавил: — Я и сам не всему верю, что про тебя болтают. Но раз мы так решили — значит, все. Жди переменку.
Я молча сел за свою парту.
Чеснык пришел за минуту перед началом урока, оттолкнул меня и молча пролез на свое место. Я как можно мягче и даже заботливей спросил, почему он не был вчера в школе, но Саша не ответил и поджал тонкие губы. У меня все еще было очень плохое настроение, и я несколько раз хотел заговорить с ним, но он не отвечал и наконец прошипел:
— Отстань, стукач…
Это было совершенно непонятное слово, но что оно означает, я узнать не успел.
Учительница географии, наша классная руководительница Елена Ивановна, как всегда, грубовато и вместе с тем весело сказала:
— Ты что, Громов, и здесь свою историю с географией путаешь?
Пришлось промолчать, а Елена Ивановна, высокая и прямая, остановилась в проходе около нашей парты и, посмеиваясь, добавила:
— Свободный пересказ последних приключений хорош на переменке. А на уроке лучше заняться делом.
Сашка сразу же полез в портфель — видно, за учебником.
Елена Ивановна поправила седеющие пышные волосы и, все так же усмехаясь, погрозила пальцем:
— Ты тоже хорош, Петренко! Друзья какие… Мы еще поговорим, почему вы с уроков уходите.
По классу прошел веселый шумок. Слышно было, как потрескивали парты.
Вдруг Сашка вскочил и крикнул:
— Никакой я ему не друг! И сидеть я с ним не буду! Пересадите меня, Елена Ивановна. Не буду с ним сидеть! Не буду!
Он чуть не плакал, и голос у него взвизгивал.
Класс сидел не шелохнувшись. Только Надька Сердюкова тихонько, как комар, пискнула:
— Вот так товарищи…
И все сразу очень серьезно, даже испуганно посмотрели на нее, а потом на нас.
Елена Ивановна стояла все так же выпрямившись — строгая и красивая. Возле ее карих блестящих глаз то собирались, то распускались морщинки.
— Та-ак! Оказывается, и Саше Петренко могут мешать, — сказала она, уже не улыбаясь, и резко, требовательно решила: — А кому где сидеть, еще посмотрим! Продолжим урок.
И урок шел. Но что на нем было — не знаю. Я старался не смотреть на Сашку, но и слушать не мог. Был как больной. В висках стучали противные молоточки, и голова отяжелела.