Инструктор довольно посмеивался и уже не казался скучным. Оказывается, он был довольно симпатичным и, уж конечно, самым сильным человеком.
— Ну, не верезжить… Це ж только полдела. За́раз мы ей ручку приляпаем. Будет, значит, форменная кочерга.
Он разогрел другой конец прута и несколькими точными ударами сделал на нем кольцо-рукоятку. Кочерга стала форменной и пошла по рукам. Инструктор с добродушной гордостью следил за нами, а потом сказал:
— А теперича, хлопчики, кто хочет, значит, стать к наковальне?
Тут поднялось столпотворение. Все кричали, толкались и хватались за инструмент. Я сразу понял, в чем дело, и бросился к самой крайней, стоящей у постоянного горна наковальне и захватил место. Рядом пристроился было Чеснык, но его немедленно оттолкнула Луна. Чеснык хоть и покричал, но уступил: все-таки он ее побаивался. Остальные ребята вначале топтались у наковальни, что стояла у переносного горна. Иван Харитонович еле навел там порядок и выбрал первых кузнецов. Потом перешел к нам, увидел Луну, и лицо у него стало грустным. Он почесал затылок и сказал:
— Не девочье, не девочье это дело. Придется тебе отдать молоток.
Луна чуть не заплакала, но молоток отдала. Его сейчас же подхватил Чеснык, но Иван Харитонович отстранил и его:
— Хлипковатый ты парень. Погоди. В другую очередь пойдешь.
Потом дошло дело и до меня. Иван Харитонович посмотрел так, что у меня аж под ложечкой заныло, но промолчал. Нельзя же было отставлять от наковальни сразу двух учеников только потому, что они «хлипкие». Иван Харитонович вздохнул и сказал Чесныку:
— Становись до него в подручные.
Сашка аж позеленел от злости, надулся и с ненавистью уставился на меня.
Но инструктор не заметил этого:
— Будешь инструмент подавать, уголь в горне мешать.
Луну он поставил качать мех. Ну, в общем, девять человек — четверо ковалей и четверо подручных — стали к наковальням и одна Луна — к меху. Иван Харитонович сообщил, что крючок на кочерге будут ковать ковали, а ручки — их подручные.
Чеснык после этого порозовел, и глаза у него заблестели хитрым, злым светом.
Ну, разогрели мы пруты — Луна качала так, что от нее самой жар во все стороны пошел, — я взял молоток и вдруг почувствовал, что у меня во рту все пересохло.
— Давай, — сипло шепнул я Чесныку.
Тот лихо выхватил прут, шмякнул его о наковальню и передал мне. До чего же стало страшно… Раскаленное добела, пышущее жаром железо разбрасывало звездочки, тяжелый молоток не слушался. Я еще ни разу им не ударил, а уже вспотел так, что даже рубаха к спине прилипла.
Ударил первый раз — маленько криво. Примерился — и во второй раз получилось лучше. На душе отлегло, и я смелее стал лупить по пруту молотком. Сердце уже не колотилось. Мне казалось, что лучше меня не работает никто, и почему-то очень хотелось, чтобы это заметила Луна. А тут еще подошел Иван Харитонович, довольно хмыкнул и сказал:
— А теперь, значит, оттягивай ее. По кончику, с напуском.
Я не совсем понимал, как это «с напуском», но «оттягивать» научился сразу — бил по кончику и оттягивал, как бы отпускал молоток от себя. Багровеющий металл удлинялся…
Я так увлекся этой замечательной работой, что не заметил, как Чеснык обогнул наковальню и подошел ко мне.
Тусклая лампочка под потолком заволоклась копотью, в кузнице было темно. Я наклонялся все ниже и ниже, чтобы рассмотреть, куда и как нужно было ударить. А бить приходилось все сильней и сильней — ведь прут остывал и становился не таким мягким, податливым, как вначале. Очень хорошо помнится, что, когда я размахнулся с особенной силой, меня кто-то чуть-чуть, самую малость, подтолкнул. Рука уже не могла остановить молоток, а тело само по себе слегка развернулось в сторону. Удар молотка пришелся не по пруту, а по стальной, испещренной выбоинами, блестящей поверхности наковальни.
В общем, сталь молотка ударилась о сталь наковальни.
Уже потом я вспомнил, что блестящие, стальные шарики от подшипников лучше всего прыгают на самых крепких камнях…
А в тот момент я ничего не вспоминал, потому что молоток отскочил от наковальни, как стальной шарик от камня, и у меня из глаз брызнули искры, как от перекаленного прута, или, по-научному говоря, материала.
Глава 14. Очень трудный класс
Очнулся я в углу, на куче железного лома. Инструктор сидел на наковальне и качал головой так, словно у него разболелись сразу все зубы. Девчонки тревожно перешептывались в углу. Только Луна возилась возле меня и кричала на ребят: