— У нас ничего не случилось!
— Может, в другой группе?
Девчонки затараторили и запищали:
— Просто плохо, что так мало наковален! Делать нечего.
— Девочкам и здесь ничего не дают…
— Ой, как тут интересно!..
Но Шушина сразу раскусила наши уловки:
— Ну, довольно притворяться… Громов, покажись-ка.
Я вышел из-за наковальни и подошел к завучу. Ноги под коленками вздрагивали — должно быть, от слабости. Шушина придирчиво осмотрела мои уже перепачканные углем брюки, гимнастерку, лицо, а когда увидела лоб, то сразу отвернулась и мельком, снизу вверх, взглянула на директора. Дмитрий Алексеевич отвел взгляд, и лицо у него стало строгим, а меж мохнатых бровей залегли две глубокие складки.
Завуч торжествующе спросила:
— Что это у тебя на лбу?
— Шишка… наверное, — ответил я и потрогал все еще мокрый от жвачки лоб.
— Я вижу, что шишка. Но как и где ты ее получил? Вот в чем вопрос.
— Я… — Мне очень не хотелось врать, но рядом очутилась Алька, строго посмотрела на меня, и я покорно ответил: — Играл в футбол… на переменке… ну и вот… упал…
Иван Харитонович шумно вздохнул. Все молчали. Дмитрий Алексеевич покосился из-под мохнатых, сдвинутых у переносья бровей на инструктора и тихонько кашлянул.
Завуч сказала:
— Что-то я не помню… — в ее голосе прибавилось ехидства, — чтобы вы на переменке играли в футбол.
Ох уж эта завуч! Недаром она на каждой переменке торчит у окна учительской. Вероятно, все поняли, что мы попались. Но спасение пришло оттуда, откуда его никто не ожидал.
— Да ведь видно же, что он действительно носом землю пахал, — сказал директор и пожал широкими плечами. — Даже лоб у этого героя до сих пор зеленый.
Завуч внимательней посмотрела на мою шишку, и впервые на ее лице мелькнуло сомнение. Тут наши девчонки как с цепи сорвались. Они вдруг стали жаловаться на мальчишек:
— Ведь они же как сумасшедшие гоняют!
— Его из ворот прямо на руках вынесли!
— И вообще наши мальчишки, кроме футбола, ничего не признают!
И даже Иван Харитонович перестал вздыхать…
Но вмешался Марков:
— Мы сегодня в футбол не играли, — строго сказал он.
Девчонки с ужасом уставились на старосту. Даже Чеснык отошел в сторону.
Один Марков, бледный и решительный, был совершенно спокоен: ведь он говорил правду. Ему нечего было бояться.
— Интересно, Марков, — довольно ехидно спросила Луна, — а откуда ты знаешь, что они не играли в футбол?
— Я видел. Я староста класса и все время с ребятами.
— Как же ты все время с ребятами, если у тебя есть справка, что ты освобожден от труда? — еще более ехидно спросила Алька и наклонилась вперед так, словно собиралась побежать. Но ее круглое, с крохотными веснушками лицо было спокойно, только глаза горели. — Ведь у тебя там что-то растянуто — нога или рука… Значит, ты и в футбол играть не мог.
Женька начал краснеть, и весь класс вдруг залился отчаянным, даже неестественным смехом:
— Ай да староста!
— Симулянт!
— Тише, ребята! — прикрикнула Шушина, и мы примолкли.
Но из угла, от кузнечного меха, словно вдогонку раздался глухой голос Шуры Нецветайло:
— Ему мама с папой… штанишки надевают… до сих пор.
Так смеяться, как смеялись ребята в эту минуту, — ну, это представить себе невозможно. У меня даже дрожь в коленках пропала и лоб болел не так сильно.
Марков чуть не плакал. Директор кусал губы, сердито хмурился, но в его серых, глубоко сидящих глазах плясали веселые искорки. И от этого всем было особенно хорошо.
Наконец директор крикнул:
— Тише, ребята! Значит, ничего страшного у вас не произошло?
— Нет!
— Конечно, нет!
Пожалуй, в этот момент никто не врал, потому что я все-таки стоял на ногах и даже почти отковал ручку кочерги.
— Так. Один разбил себе лоб в футбольных воротах. Ну, а как второму нос расквасили? — спросила завуч.
Все как-то невольно посмотрели сначала на Сашу Петренко, а потом с надеждой и немножечко испуганно на Луну. Она словно ждала и этого вопроса и этих взглядов и немедленно переспросила:
— Кому расквасили нос? Это — Петренко? Но он же вообще у нас слабенький… Даже драться один на один не умеет.
— Да, — широко открыв свои большие голубые глаза, сказал Юра. — Он очень слабенький. Его всегда третьегодники из седьмого класса защищают.
Завуч, видимо, поняла, что ее разыгрывают, но продолжала возмущаться:
— Тем более! Мальчик слаб, он даже обороняться не может, а в вашем классе за него некому заступиться. Вот и разбили ему нос.
— Это верно, — спокойно и даже как-то печально подтвердил Юрка. — Он слабенький. Оттого и на второй год остался.