Я поднялся с постели и сразу понял — сидеть дома не имею права. Ведь если не идти в школу — и ребята, и главное, учителя и директор поймут, что я заболел после вчерашнего. Тогда все Алькины хитрости откроются.
Но еще до начала уроков я пожалел, что пришел в школу. Ребята даже из чужих классов подходили ко мне и осматривали шишку, а некоторые даже щупали ее руками, качали головой и с легкой завистью говорили:
— Вот это да-а! Здорова́!
Шишка действительно получилась удивительная. Огромная, сине-багровая, с голубоватым и светло-желтым отливами, она торчала, как боевой рог.
Женька долго смотрел на нее и разозлился:
— И ты еще говоришь, что играл в футбол!..
— А тебе, собственно, какое дело? — спросил Юра, который все время крутился возле меня.
— А такое, что врать не нужно!
— Не ты же соврал!
— Я-то не соврал, а вот нашлись такие, что соврали и весь класс подбили.
Тогда с места поднялась Луна и спросила:
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что ты трепачка! То, что у нас не класс, а собрание трепачей! И я, как староста, все равно выведу вас на чистую воду!
И тут случилось то, чего мы не могли ожидать: те самые ребята, которые вчера не были на труде, и даже еще несколько таких, которые были, вдруг напали на Альку и на всех нас. Они, как и Марков, стали кричать, что мы поступили нечестно, что мы только мешаем им заниматься как следует.
— Смотри, какие сознательные стали! — удивленно пробурчал Юра. — И всего только за одну ночь.
Пока мы ссорились, Аля молчала. Потом она крикнула:
— Стойте, ребята! Ведь вы забыли, что я сделала это для спасения Ивана Харитоновича!
— Спасения? — взвился Марков. — Неужели ты думаешь, что его могли снять с работы за то, что этот хулиган наставил себе шишку? Ты не Ивана Харитоновича спасала, а своего ухажера. Это же все знают.
Стало очень тихо. Я чувствовал себя, как во сне: вначале полетел куда-то вниз, потом в сторону… Но до своей цели — ненавистного Женькиного лица — я не долетел. На одной руке у меня повисла Луна, а на другой — Юра.
— Не связывайся с ним, — убеждал он.
— Не трогай его, Громов, — сказала Алька. — Я сама знаю, что делать.
Бледный Марков прижал кулаки к груди. Все по-прежнему молчали, и Женька не заметил настоящей опасности. Сзади подошел Шура Нецветайло, схватил его за шиворот и молча поволок к двери.
Должно быть, от неожиданности Марков вначале просто волочился, как кукла, а потом стал дергаться и хрипеть:
— Пусти!.. Все равно будет известно! Пусти!..
— Сейчас за дверь выброшу, а потом пущу, — добродушно ответил Шура. — Тогда извещай кого хочешь.
Он закрыл за Марковым дверь, отряхнул руки, точно они были в муке, и подошел к Чесныку, который все время стоял в сторонке.
— Тебя тоже выбрасывать или ты сам пойдешь?
— Да нет, ребята… Я же ничего такого…
— Я спрашиваю… тезка? Сам пойдешь или выбросить?
Чеснык облизал губы и недобро взглянул на меня:
— Ладно. Я сам пойду. Но мы еще посмотрим…
И он медленно, точно нехотя, вышел из класса.
Тогда из-за парты поднялась Аля Петрова:
— Вот что, ребята! Женька хоть и паршивый человек, а прав. Я пойду к директору и все расскажу сама, — и выбежала из класса.
Нецветайло шумно вздохнул и уныло произнес:
— Выгонят меня из школы… — Он пожал широкими плечами и почесал пятерней в затылке. — Что матери скажу?..
Ему никто не успел ответить, потому что прозвенел звонок и в класс вошла Елена Ивановна с огромной кучей тетрадей под мышкой. Она положила их на стол, вытерла платочком лоб, а потом уж, как всегда, слегка насмешливо сказала:
— Вы что же не на местах?
Растерянные и смущенные, ребята стали рассаживаться по партам, и Елена Ивановна добродушно посматривала на них. Когда все успокоились, она спросила:
— Что же у вас опять произошло, мой знаменитый шестой «А»?
— Тут такие неприятности… — протянул Юра Грабин.
— Печально. Будете переживать, или начнем урок? Где староста?
— Вот потому и неприятности, — пояснил Юра и так смешно развел руками, что всем стало немного веселей, — что старосты нет.
Елена Ивановна на мгновение строго свела брови, но потом, словно вспомнив что-то, все с той же легкой, добродушной улыбкой обвела взглядом класс.
— Понятно. Очередной бунт. Ну хорошо. Вы бунтуйте, а я начну раздавать домашние работы.
Ну, а кто же удержится от желания поскорее узнать, какая отметка у него в тетради? Так все и наладилось. Вообще, когда рядом Елена Ивановна, все на свете переносится легче. Никогда она не кричит, не сердится, и получается хорошо.