— Знаешь, Алька, ты лучше не лезь! А то я не посмотрю, что ты девчонка и старо…
— Старостиха?.. — подсказала она совсем не сердито.
— Ладно тебе! Я не посмотрю, что ты староста и девчонка, и набью тебе…
— Зубы? — совсем весело осведомилась она.
Она, оказывается, просто издевалась надо мной, просто смеялась. А за что? Почему… почему она так?
У меня неожиданно перехватило горло и зачесались глаза, но я, конечно, сдержался. Что бы с тобой ни происходило — не смей распускаться при девчонках, и я ответил:
— А ты думаешь как? Конечно… Что ж, думаешь, это по-товарищески — так придираться?
— Эх, ты… — обиженно протянула Аля.
— Что — я?
— Ничего! Просто ты — трус!
— Ты что, с ума сошла, что ли? — разозлился я.
— Ну, а кто же ты, как по-твоему? Сказали тебе, что ты мой ухажер, так ты назло стараешься показать, что все это неправда. Струсил! И хулиганишь и смеешься надо мной. А когда меня старостой выбрали, даже не подошел. Удрал! Конечно, ты трус! Настоящий трус!
Она выпалила все это одним духом, сверкая глазами, сжимая кулачки. Я сначала растерялся, потом как-то обмяк и даже как будто почувствовал себя виноватым, а потом тоже отчаянно разозлился и заорал:
— Значит, я трус?
— Трус! Трус! — почему-то шептала она и, должно быть, от злости прищуривала глаза.
— Ну, тогда получи! — крикнул я и ударил ее по уху. — Ничего и никого я не боюсь! Поняла?
Глаза у нее широко открылись, она побледнела, но лицо было уже не злое или обиженное, а скорее удивленное. Мы, наверное, целую минуту смотрели друг на друга. По моей спине забегали мурашки, а в животе стало холодно и пусто. Мне очень захотелось попросить у нее прощения, утешить, сказать, что ударил я почти нечаянно, потому что она сама меня довела до этого… Но я ничего не мог ни сказать, ни сделать. Я просто стоял и думал, что теперь мы с Луной настоящие враги. А мне этого очень не хотелось.
Аля, тоже ничего не говоря, вдруг повернулась, заревела и побежала. Мне хотелось броситься за ней, догнать и, может, тоже разреветься. Но ведь, что бы с тобой ни случилось, умей сдерживаться. И, когда я уже почти сдержался, ко мне подошел Чеснык и, глядя куда-то в сторону, несмело сказал:
— Олег… ты не думай… У меня такое положение…
Все, что было у меня в ту минуту на сердце, все перекипело в какую-то бешеную злобу, и я резко бросил:
— Плевать мне на твое положение!
— Ну, Олег, — уже совсем покорно сказал Чеснык, — мне деньги нужны… У меня такое положение…
— Я у тебя деньги сразу брал?
— Не-ет… по частям.
— Ну вот по частям и отдавать буду! Иди отсюда!
Чеснык потоптался возле меня и вздохнул:
— Ты какой-то бешеный… Альку побил за что-то…
Я схватил его за гимнастерку и притянул к себе:
— Если ты хоть кому-нибудь скажешь, что ты это видел… Понял?
Чеснык не сопротивлялся и не возмущался. Под его запавшими глазами залегли синие тени, нос обострился, и весь он был такой несчастный, такой загнанный, что мне даже бить его не захотелось.
Я просто оттолкнул Чесныка и уже почему-то без злости сказал:
— Иди, но смотри!..
Он горько усмехнулся:
— Что ж… промолчу. Я все время молчу… — Голос его дрогнул, и на глазах навернулись слезы. — А если бы кто-нибудь знал мое положение…
Он махнул рукой и пошел к классу. Ноги у него странно подгибались и узкие плечи были опущены.
«Наверное, отец выпорол», — подумал я, и мне еще больше стало жалко себя, Алю, Чесныка. Но я опять сдержался и пошел в класс.
Луна уже не плакала. Она сидела на своей парте, рядом с Чесныком, и не смотрела на меня. Моя соседка, Надька Сердюкова, ехидно прошипела:
— Альку кто-то побил, а ты и заступиться не можешь…
— А хочешь, и тебя побью? — предложил я, и Надька испуганно отодвинулась на самый краешек парты.
На последнем уроке я сидел как на иголках — хотелось поскорее выйти из школы, догнать Алю в переулке и все по-честному рассказать ей. Мне же не хочется ссориться с ней! Никак не хочется! Все-таки она лучше всех девчонок из нашего класса.
Однако бежать в переулок не пришлось. В класс пришел высокий рыжеватый старшеклассник и сказал, что его зовут Аркадием и что комитет комсомола назначил его пионервожатым. Поэтому сразу после уроков начался пионерский сбор. Аркадий сообщил, что он любит коньки и вообще всякий спорт. Тогда мы предложили организовать хоккейную команду. Девчонки, правда, говорили, что лучше заняться фигурным катанием — это красиво, но мы все равно их перекричали и решили организовать команду. Потом надумали сходить на экскурсию на металлургический завод.