Пластинки вышли на славу. Петр Семенович, который возился возле второго сверлильного станка, похвалил нас и сказал, что всем ставит по пятерке. Даже Чесныку, который хоть работал и не с нами, но все-таки работал. Луна тоже получила пятерку, потому что она и еще какая-то девчонка из седьмого класса не только вычистили и смазали сверлильный станок, но еще и убрали в инструментальной кладовой.
Когда мы уходили домой, Петр Семенович пригласил нас приходить в мастерскую в любое время. Мы, ясно, пообещались. Если дело так пойдет дальше, то мы расплатимся с Чесныком еще до Октябрьских праздников.
Все было хорошо — даже первый утренний иней на крышах, сверкающий и веселый. Но мы не знали, что в этот день, как выяснилось позже, мы покатились вниз.
Глава 21. Совершенно непонятное
Утром меня разбудила мать, сунула под самый нос гимнастерку и с недобрым спокойствием сказала:
— Что это такое, я тебя спрашиваю?
Спросонья я не понял, в чем дело, и промычал:
— Гимнастерка…
— Я вижу, что это гимнастерка. Но на что она похожа?
— А на что… она похожа? — спросил я и отвернулся.
Могла бы, кажется, просто сказать, а не совать под нос и не кричать. И так все ясно…
— Ну… запачкалась…
— Это ты называешь — запачкалась? Она же просто как… сапуха.
Когда мать начинает вспоминать бабушкины слова — значит, дело плохо. Я и сам толком не знаю, что это за слово — сапуха. Но мать сейчас же уточнила:
— Сажей перемазался, что ли?
Ну, теперь понятно. Сапуха — это сажа. И я уже посмелее сказал:
— Какой там сажей! В мастерских.
— Гм… в мастерских… Но ведь нужно все-таки быть поосторожней.
Мать сдавалась, и я уже совсем смело возразил:
— Ну, как ты не понимаешь, мам! Ведь там тиски, станки, напильники и везде машинное масло. Металл, одним словом. Неужели ты думаешь, что только один я вымазался? Спроси у всех ребят. И они так же…
Мать растерянно посмотрела на грязный подол светло-серой гимнастерки и озабоченно пожала плечами:
— Ну… фартук какой-нибудь нужно иметь. Ведь в таком виде просто неприлично появляться в школе.
— Почему — неприлично? — с гордостью спросил я. — Ведь все знают, что мы работаем в мастерских. А ты разве видела, чтобы рабочие, настоящие, с заводов, с работы ходили чистенькие?
— Ну знаешь! Хороший рабочий и на заводе будет чистым и опрятным. Просто вы еще свинята… — Она на минуту задумалась. — Что-то я не все понимаю. Придется зайти в школу.
Мне сразу же вспомнилось, как мы решили не говорить родителям о фартуках или комбинезонах, нужных для уроков труда…
— Знаешь, мам, в школе уже думают.
— Что же там думают?
— А вот насчет наших гимнастерок. Фартуки, наверное, будут или комбинезоны. Нам скоро скажут.
Мать только недоверчиво взглянула на меня. Она вообще никогда не критикует школу или учителей. Вот бабушка — так та сейчас же начала бы ругаться.
В школе я рассказал об этом разговоре ребятам, и Шура Нецветайло поскреб в затылке:
— Верно, ребята, придется шить фартуки. Комбинезоны — дороже, да и вырастем из них.
Мы разошлись по партам очень огорченные: неужели и мы, как девчонки, будем носить фартучки? Смешно…
На первой же переменке Надя Сердюкова все время шепталась с подружками, хитро посматривая на нас, а на второй — подошла к Грабину и молча протянула ему шелковую ленточку. Юрка выпучил глаза.
— Бери, Юрочка, пока я добрая, — сказала Надя и добавила, обращаясь к ребятам: — А завтра все девчонки подарят мальчикам свои ленточки.
От неожиданности мальчишки так растерялись, что даже кричать не стали. А Сердюкова ехидно пояснила:
— Ведь вы же фартучки собираетесь носить? А к фартучкам нужны и ленточки.
Девчонки начали хохотать и хлопать в ладоши: другого от них и ждать нечего. Оказывается, Сердюкова подслушала наш разговор и все разболтала.
Ну конечно, мы бросились лупить девчонок. Они подняли отчаянный визг, но почему-то почти не отбивались. Сильнее всех пищала Луна, которою я честно дубасил по спине.
Баловались мы всю перемену и еле успели усесться на места. Весь урок не могли без смеха смотреть на Юрку и на Сердюкову — они все время перебрасывались записочками. Перед самым концом урока их обоих выставили из класса. А когда началась перемена, появился Юрка. Он привязал к своему хохолку бантик, взял у Нади Сердюковой ее фартук и, подкатив длинные штанины форменных брюк, стал кривляться, показывая, как девчонки будут задаваться, когда и мальчишки наденут фартуки. Все, конечно, помирали со смеху, и девчонки стали колотить нас. А мы запищали так же, как пищали и они, но почему-то не давали им сдачи…