Юра сказал:
— А ведь Алька деньги так и не принесла.
Ему никто не ответил: не до этого было. И я не обижался на Алю. Я радовался, что хоть мать пока не вызывают. Ясно, что ее вызовут, но всегда приятней, когда это делается не сразу.
Но оказалось, что мать все уже знала. И даже больше, чем я мог предполагать.
Когда я вошел и поздоровался с ней, она молча протянула мне бумажку, в которой были завернуты сорок пять рублей и корешок перевода. Я спросил:
— Это Алька принесла?
— Нет! — покачала головой мать. — Это принесла ее мама.
Никогда я еще не видел свою мать такой. Нет, она не плакала — она была просто осунувшейся и страшно усталой. Никаких слов я не находил, и мы долго молчали.
Потом мать сказала:
— Ты уже не маленький, Алик, и я должна сказать тебе правду. Дядя Миша, который прислал тебе деньги, — это отец Алевтины Петровой. Понимаешь?
Я ничего не понимал, потому что никакой Алевтины не знал.
— Ты не понимаешь меня? Ну — Али Петровой.
Я, должно быть, дернулся, потому что мать устало подняла руку:
— Подожди. Он поступил очень нехорошо, потому что бросил не только Алю, но и ее младших братишек. Словом, сбежал от семьи. Понимаешь? (Честно говоря, в ту минуту я еще ничего не понимал, хотя почему-то обрадовался, что дядя Миша — Алин отец.) Так вот, Алина мама увидела этот перевод у дочери, сразу узнала почерк дяди Миши и принесла перевод мне. Аля рассказала ей все, что знала. Потом… я должна сказать тебе об этом, ты не маленький… она наговорила мне очень много неприятных вещей. Но я не обижаюсь на нее, потому что знаю — ей очень тяжело. И ей и Але. Понимаешь?
— Да, мама. Но ведь я могу рассказать ей, как все было. Она… она просто не имела права обижать тебя. Ведь ты же не знаешь ни дядю Мишу, ни то, как все это получилось.
— Правильно. Но ей об этом сейчас рассказывать не к чему. Ты расскажи мне, как познакомился с дядей Мишей и почему он прислал тебе деньги.
Все свалилось как-то сразу. В эту минуту я не мог как следует ни в чем разобраться, а мама была так не похожа на себя, что я вдруг… Ну, в общем, чего теперь скрывать: я разревелся и постепенно рассказал ей о своем решении уехать на Дальний Восток. А она… она стояла все так же ровно и строго смотрела на меня странным, тяжелым взглядом.
— Может быть, ты и прав… — наконец глухо сказала она. — Может быть, я и не должна была уезжать с Востока… Но мне, Алик, тогда было очень тяжело. И я сдалась. А выходит, я не имела права сдаваться, потому что, даже мертвый, отец нужен тебе. Что ж… давай сделаем так. Я уволюсь с работы, и мы поедем жить в наш старый гарнизон. Хорошо?
Я никогда не думал, что она может так решить, и жалел ее. Но заговорил я о другом. Я сказал, что все равно отомщу Алиной матери.
— Ты не смеешь этого говорить, — ответила мать все так же ровно и спокойно. — Ты сам во всем виноват. Ты подумай, сколько горя ты причинил всем — и из-за чего? Из-за своей слабости, из-за того, что не говорил правду. Пусть самую горькую, самую противную, но правду. Разве я не смогла бы уплатить твой долг? Разве я не смогла бы помочь тебе в остальном? Ведь когда ты пожалел того противного старика спекулянта, я же не спорила с тобой, хотя и не одобряла тебя. Подумай над всем этим как следует. А сейчас я тебя прошу только об одном: никому ничего не говори о том, что у нас была Алина мать. Я верю, что все выяснится, и тогда ей самой будет неудобно.
Конечно, я пообещался молчать и всю ночь думал, стараясь разобраться в происшедшем. Честно вспоминал все события, критиковал себя, но все-таки получилось так, что все мои несчастья начались с маленького — с того, что я проигрался в «орла». Вернее, потому, что потерялся счастливый пятак, а может быть… Так я и не додумал до конца — заснул.
Глава 25. Экскурсия на завод
Занятия в школе шли своим чередом, и все делали вид, будто ничего не произошло. Мы молчим, и учителя молчат. Только Елена Ивановна сказала мне как-то:
— Что ты мне все в глаза заглядываешь? Ты лучше на себя посмотри. Ведь хороший ты, в общем, парень, а вечно попадаешь в какие-нибудь глупые истории…
С этого дня я старался не смотреть на учителей.
После истории с переводом я не разговаривал с Луной. Да и она сама все делала так, чтобы не столкнуться со мной даже случайно. Смешно: учимся в одном классе, а получается так, будто живем в разных городах. Но я все равно был тверд и даже виду не показывал, что у меня опять неприятности.
— Сбор отряда проведем по плану, — сказал как-то Аркадий. — А в плане — экскурсия на завод.
На экскурсию мы собрались в половине восьмого утра. С непривычки все зевали, а у Жени Маркова правая щека была в рубцах от подушки — видно, чуть не проспал. На завод приехали в разгар работы. Нам дали провожатого, и мы пошли по цехам.