— У тебя нет чего-нибудь почитать?
Я даже глаза вылупил: с каких это пор Лунища стала увлекаться литературой? И тут сразу понял — она нарочно решила подкусить меня за двойку по литературе. Такое зло меня взяло на нее, что и сказать нельзя… А ведь я сначала даже обрадовался, когда она подошла. Я, конечно, ничего ей не ответил и гордо отошел. Алька вздохнула, но тоже промолчала.
На следующей перемене мы втроем опять посовещались и договорились ждать решения своей судьбы прямо в школе.
— Потому что знаешь родителей… — сказал Юра Грабин. — Если кругом много людей, они ругать не станут. И по дороге из школы не будут. А пока домой дойдут — поостынут. Достанется уже не так.
Чтобы не попадаться на глаза родителям, мы послонялись по школьному двору и как-то незаметно подошли к ярко освещенной слесарной мастерской.
— Давай зайдем в сени, — предложил Юрка.
Мы постояли в сенях, повздыхали, а потом нас потянуло в мастерскую.
В передней, маленькой комнатке, мы наткнулись на Петра Семеновича.
— А-а, артель «Напрасный труд»! — насмешливо протянул он.
Из-за раскрытых инструментальных шкафов послышался сдержанный смех. Мы молчали, смущенно переступая с ноги на ногу.
Петр Семенович улыбнулся:
— Новый заказ получили?
— Петр Семенович! — воскликнул Юра. — А разве вы не помогли бы товарищу, если бы он попал в беду?
— М-м… Помог бы, конечно.
— Ну вот. И мы тоже просто помогли товарищу. Мы, конечно, виноваты. Но ведь мы же не для себя делали.
— Как это — не для себя? — удивился Петр Семенович.
— Очень просто, — ответил Юрка и коротко рассказал, как было дело.
Инструктор слегка смутился и погладил лысину.
— Ну, а сейчас зачем пришли?
— Да просто так. Нравится нам тут! — смело и даже вызывающе ответил Грабин.
— Гм-м… «Нравится»! Толкаться или работать?
— Работать!
— На себя? Или, может быть, товарища нужно выручить?
— Знаете что, Петр Семенович, — обиделся Нецветайло, — раз вы так говорите, мы можем уйти… Пошли, ребята!
Петр Семенович рассердился:
— Смотри, какие обидчивые! Когда они натворили дел, я не обижался, а тут им слова не скажи! Ну и идите тогда, раз не умеете отвечать за свои поступки!
— Мы-то умеем… — начал было Шура, но Грабин перебил его:
— Подожди!.. Петр Семенович, зачем вспоминать старое? Вы лучше проверьте нас. Давайте какую хотите работу, и мы сделаем… Верно, ребята?
Мы с Шуркой кивнули головой.
— Вот… Просто нам нравится слесарное дело — мы и приходим. Вы думаете, если бы оно не нравилось нам, мы бы делали пластинки?
Петр Семенович внимательно и слегка недоумевающе осматривал нас, потом махнул рукой и весело улыбнулся:
— Ну ладно, хлопцы, проверю, какие вы помощники! Мне вот нужно инструментальные марки сделать. Такая работа подходит?
— Пожалуйста! — весело ответил Юрка и стал раздеваться.
За ним начали стягивать свои пальто и мы. Инструктор принес молотки, связку алюминиевых кружочков и клейма с цифрами.
— Будете набивать номера — от сорока до ста. Сейчас я вам покажу, как это делается. — Он двинулся было в большую комнату мастерской, но потом остановился и сказал мне: — А ты, Громов, иди-ка помогай разбирать и чистить инструмент. Вон там, за шкафами.
Конечно, мне не очень понравилось это предложение, но, раз Юра за всех уже высказался, делать нечего. Я пошел за шкафы.
Там на корточках сидела Аля Петрова и улыбалась.
Я остановился и уже начал было поворачиваться, чтобы уйти, но Луна вдруг сразу стала серьезной и строго сказала:
— Громов, ты будешь разбирать и чистить драчевые напильники, а я личные. Вот щетка.
Она сунула мне в руки металлическую щетку для чистки напильников и спросила:
— Ты умеешь ею пользоваться? — И, не дожидаясь ответа, показала, как это делается, а потом насмешливо добавила: — Ты только не трусь — это легко.
Я, конечно, ничего ей не ответил, вырвал у нее щетку и взял из кучи сваленных на пол напильников первый попавшийся. Он оказался личным, и я сунул его Луне. Она улыбнулась и поощрительно заметила:
— Правильно определил.
Я опять промолчал. Так мы и сидели над грудой напильников, чистили их и укладывали в отведенные для них места. Луна начала вздыхать, и стоило мне посмотреть на нее, как оказывалось, что она тоже смотрит на меня. Нужно было что-то сказать, но что и как — я не знал. Да и не хотелось начинать первому.
В тот момент, когда я уже собрался спросить у нее, почему она так нечестно поступила, за окном послышались шаги, сдержанный говор, и почти сейчас же в мастерскую вошел директор школы Дмитрий Алексеевич. За ним, гуськом, слегка смущенные, — наши родители. Я сейчас же юркнул за шкаф: не хотелось, чтобы меня увидела мать. Луна, наоборот, вышла и стала смотреть на взрослых.