— Принять его нужно, — сказал Шура, и мы опять рассмеялись, а он обиделся и начал сопеть.
— Ну, раз Нецветайло сказал, что нужно принять, — значит, ты, Чеснык, принят. Давай руку! — крикнула Луна.
Мы честно пожали ему руку и уже собирались расходиться, как вдруг увидели мужчину. Он стоял совсем неподалеку и прислушивался к нашему разговору. Мы настороженно примолкли. Тогда этот мужчина подошел, и я узнал Сашиного отца.
— Вот что, ребята: вы его не только в компанию примите, — попросил он, — вы ему и в занятиях подсобите. И я помогу.
Сашка поежился, точно ему стало холодно.
— Нет, верно, Саня. Помогу, я честно говорю.
— Что ж, — за всех ответил Юра, — помочь — поможем.
Нам очень не хотелось расходиться в этот вечер, но Сашин отец не отходил от нас, и мы стали прощаться.
Дома я рассказал матери о милиции. Она долго молчала, вздыхала и, видно, переживала. Потом спросила:
— Надеюсь, Олег, на этом все твои несчастья кончились?
— Надеюсь, — не совсем уверенно ответил я и подумал: «Мало ли что может случиться в жизни…»
И тут я вспомнил, что мама собиралась уволиться с работы и вернуться в наш старый гарнизон. И я подумал, что делать это сейчас не стоит. Ведь и там, на Востоке, как и на пароходе, — везде-везде нужны люди, которые умеют что-то делать, а не живут бесплатными пассажирами. А здесь, в моей новой школе, теперь можно кое-чему научиться. И вот когда я научусь, тогда поеду на Восток. На самый дальний. Тот самый, откуда восходит солнце.
— Мам, — спросил я как можно невинней, — а ты с работы еще не уволилась?
Она тревожно взглянула на меня:
— Понимаешь, Олег, я не решилась подать заявление. Нет, я не струсила. Ты меня пойми правильно. Тут дело совсем в другом. Ведь в гарнизоне люди не просто живут — они трудятся. Они охраняют нашу границу. А что мы с тобой будем там делать?
Мне страшно понравилось, что мама говорит со мной, как со взрослым, и говорит почти то же самое, о чем я только что думал, — значит, я не такой уж маленький.
— Ты не улыбайся, Олег, — краснея, попросила мать.
— Нет, мам, ты не думай. Просто… просто я тоже так думаю. Давай мы решим так: вот я подрасту еще немного, подучусь, а тогда мы поедем. И необязательно в тот самый гарнизон.
Она вдруг схватила меня за голову, прижала и зашептала:
— Алик, Алик, как ты быстро взрослеешь, мой мальчик!
Я не вырывался и даже не сердился, что она опять назвала меня Аликом.
— Но, мам, мы правильно решили? А? Ты скажи — правильно?
— Да, мы решили правильно. — Она помолчала и сквозь слезы повторила: — Мы решили… Мы!..
Я ничего не сказал и немного обиделся: что было странного в моих словах? Да, мы решили. Не она отдельно, и не я отдельно. А вместе. Вдвоем. Ведь и в самом деле я не такой уж маленький.
Глава 29. Первый заказ
Ранним воскресным утром мы собрались в слесарных мастерских. Старшеклассники и человек двадцать родителей приготовили прочные помосты и катки, погрузили их на машины, присланные с завода, и уехали за станками.
С последней машиной уезжал Петр Семенович. Он подозвал Алю:
— Вот что, Петрова, остаешься со своей командой. Будешь старшей. Никого посторонних в мастерскую не пускать. Решения принимайте самостоятельно.
Мы, пятеро шестиклассников — Рудик Шабалин, Шура Нецветайло, Саша Петренко, Юра Грабин и я — выслушали это приказание без особого воодушевления. Все-таки было обидно, что нас не взяли на завод.
Но Петр Семенович сказал прямо:
— Народу и без вас много, только под ногами болтаться будете. А чтобы вам не было скучно — вот вам чертежик. Разберитесь, как нужно делать лапки, чтобы коньки держались на резиновых подошвах.
Он уехал, а мы остались. В мастерскую заходить не хотелось, и мы начали рассматривать чертеж. Ничего особенного в предложении Петра Семеновича не было. Просто два куска кожи или резины приклепываются по бокам конёчной ступни с таким расчетом, чтобы охватить ботинок с двух сторон. Сверху эти приклепанные куски закрепляются или шнуровкой, или специальным винтовым барашком. Рисунок сбоку чертежа показывал, что ботинок будет зажат надежно и, значит, коньки не станут ёрзать.
— Это мы сделаем, — весело заверил Грабин, — запросто!
— Не говори гоп, пока не перескочишь, — серьезно сказала Луна.
И оттого, что она сказала это как-то солидно, чертеж сразу показался не таким уж интересным.
Я посмотрел на необыкновенно пустынный, кажущийся огромным, школьный двор и удивился — весь он светился первым легким и пушистым снегом. В небе перегорала заря, и снег казался то голубоватым, то вспыхивал розовым огнем.