По испытанию трехлетней давности, которому подверглась в запертой карете, я в целом представляла, что нас ждет. Только тогда милосердная темнота скрыла от глаз подробности, лишь жуткий хруст ломающихся костей служил напоминанием. Сейчас же, в свете тусклой циклопической лампочки, затянутой паутиной, передо мной во всей красе разворачивалось невероятное действо.
Тело девушки ломалось и выворачивалось, удлиняясь чудовищным образом, трансформировались конечности, выгибался хребет. Лицо, довольно миловидное до сего момента, превращалось в нечто невообразимое, уродуя черты, будто полоумный художник в приступе безумия замазал грязью недавний шедевр, а после вовсе смял полотно. Гладкость человеческой кожи приобретала бугристость, темнела, покрываясь грубой рыжеватой шерстью. Даже представить невозможно, через какую адскую боль проходили несчастные в эти минуты! Неудивительно, что подобные муки доводили до неконтролируемого бешенства и превращали оборотней в страшных хищников, сметающих все на своем пути. Человеческий мозг вряд ли в состоянии выдержать жестокое перевоплощение, не повреждая рассудок, но именно для того я сегодня здесь. Соблюдая максимум осторожности, я устроилась на пыльном дощатом полу, стараясь не терять контакта с обнаженной девушкой в клетке, крепко держа за лодыжку. При первых же признаках деформации скелета, я, насколько могла, сосредоточившись, унимала боль, обливаясь потом, тяжело дыша, поглощая львиную долю грубой звериной энергии.
Старания не прошли даром, обращение Марго перенесла легко, практически беззвучно, лишь временами нервно повизгивая, тогда как мне пришлось довольно туго. Хотя, если не считать головной боли, трясущегося от усталости тела и безудержной тошноты, можно сказать, что я отлично справилась. Распластавшись на каменном полу, Марго, тихо поскуливая, крепко спала. Совершив неимоверное усилие, я выбралась на свежий воздух. Только сейчас, прислонившись к облезлой деревянной стене, дрожащими пальцами вытирая мокрый лоб, я ощутила, как окраина вибрирует от многочисленного волчьего воя, едва ли уловимого человеческим ухом, но отчетливо слышного мною. Хорошо, хоть одна волчица сегодня получила избавление. Я нисколько не жалела о рискованном, но добром поступке. Мама гордилась бы мной, наверное! Очень хотелось в это верить.
Несмотря на отлаженную систему созданного под моим руководством Штаба, наиболее серьезные проблемы или особых клиентов приходилось брать на себя. Таковым явилось и сотрудничество с «собратьями» из Германии. Война давно закончилась, но немецкая речь до сих пор вызывала у меня самые мерзкие ассоциации и стойкое чувство ненависти, и это еще очень мягко сказано. Ни малейшего желания ехать в Берлин не было, но и отказывать Совету весьма опрометчиво, особенно в свете последних событий. К тому же, я профессионал и уверен, что как бы ни были неприятны «высокие договаривающиеся стороны», в сложнейших ситуациях выдержка меня не подведет.
Представители сообществ стран-победительниц продолжали уделять особое внимание построению в Германии властных структур на основе принципов и договоров, действующих в большинстве европейских государств. Ко всему, тяжелые переговоры проходили на фоне крайне обострившихся между нашими странами отношений. Проигравшая держава из-за кризисной экономической ситуации отказывалась выполнить репарационные обязательства. В ответ Франция с Бельгией оккупировали богатый углем и железной рудой Рур, вынудив бошей принять законные требования. Последовавший за этим Мюнхенский «Пивной путч», возглавленный каким-то недобитым ефрейтором Гитлером, был подавлен. Тем не менее, обстановка оставалась напряженной, и это не способствовало успешному завершению затянувшихся дебатов.
Я планировал выехать домой еще накануне, но немецкие оборотни оказались на редкость упертыми. Склонить их к компромиссу было непросто. Численность вервольфов, вследствие войны, на германской земле значительно превышала количество вампиров, которые понесли огромные потери, а по требованию победителей им полностью запрещено обращать новичков. Волки умело пользовались моментом, поэтому вели себя довольно нагло. А может, сказывалось влияние растущей луны, с чем возрастала и их дерзость.
На переговорах оппонентом выступала весьма самоуверенная фрау средних лет типичной арийской внешности — высокая голубоглазая блондинка с военной выправкой. Сопровождающие почти не открывали рот, только почтительно согласно кивали, а представители стороны вампиров, которым я помогал, оказались бесполезными переговорщиками. Не удивительно, что при таких специалистах соглашения до сих пор не подписаны. На их счастье, я не обделен красноречием и убедительностью. В итоге, нам удалось отстоять наиболее важные позиции, и затянувшиеся прения наконец завершились.
Было уже очень поздно, добраться до утра в Париж я не успевал, но все же решил не терять время и выехал сразу. Ни минуты лишней оставаться на проклятой земле не хотелось. Слишком раздражали воспоминания пятилетней давности. Передневал в бельгийском Монсе недалеко от границы с Францией, а следующим вечером продолжил путь. Благо в ноябре темнеет рано. Висящий над горизонтом серебристый диск достиг идеальной формы, а в малонаселенных сельских районах контроль за хвостатыми гораздо слабее. Вспомнив, что еще ни разу в такую ночь не оставлял Эль одну, я положился на удачу. Не то что бы я ей не доверял, но хотелось удостовериться, что у нее все в порядке.
Въехав в родную столицу за полночь, я сразу направил машину в Латинский квартал. Квартира встретила темнотой и зловещей тишиной, нарушаемой лишь мерным ходом будильника. Я даже сперва не поверил и, подгоняемый ледяным предчувствием, осмотрел все комнаты, понимая бессмысленность действий. Волосы на голове зашевелились, ноги ослабли. Что-то в груди болезненно сжалось, отказываясь воспринимать очевидное. Что за черт?! Как такое произошло? Мысли беспорядочно метались, не успевая сформироваться. Впервые я не мог сходу проанализировать причины и следствия.
Но не успел я сорваться с места, как раздался щелчок замка. Сердце, и так готовое взорваться, пропустило удар, когда в прихожую вошла моя пропажа. Словно огромный груз с души свалился, однако эйфорическое облегчение мгновенно вытеснили совсем другие эмоции. Хватило доли секунды оценить, что она, хвала небесам, жива, здорова, не ранена, только очень бледная и уставшая, а еще крайне испуганная моим присутствием. Еще бы ей не бояться! Не ошибусь, если скажу, что прошедшие минуты были самыми жуткими из всех, что мне довелось пережить. Возмущению и негодованию не было предела. Я разве что не рычал от бешенства. Казалось, из глаз сейчас искры полетят, а из ушей пар клубится. Замерев в нерешительности, а потом и вовсе попятившись, Эль, виновато хлопая ресницами, молчала.
Давая себе возможность слегка отпустить волнение, а также не дать воли гневу, я выдержал многозначительную паузу. В конце концов, у нее могла возникнуть и совершенно невинная, хотя ничем не оправданная причина ненадолго выйти из дома. Срочно понадобилось в дежурную аптеку, возможно… Судя по измученному болезненному виду, ей нездоровится.
— Какого дьявола ты делаешь? — процедил я сквозь зубы, позволяя ей сполна почувствовать вину. — Я едва не рехнулся! Рискуя, несся к тебе, думал, соскучилась, переживаешь и ждешь! И что я вижу?! Ты разгуливаешь ночами в полнолуние! Как ты посмела нарушить правила? Разве мы не договаривались?
Негодница и так едва держалась на ногах, а тут и вовсе задрожала, стискивая руки. Похоже, даже зажмуриться хотела, чтобы не видеть моего лица. Что побудило ее нарушить обещание?
— Прости, я не знала… Вернее, надеялась, что ты не узнаешь, — слова давались ей с трудом, значит, оправдания нет, и все еще хуже, чем я предполагаю.