Так началась их легкая интрижка, которая внезапно переросла в бурный роман. Сначала Андрей не собирался поддерживать отношения с Алиной, но потом, когда выяснилось, что она является любовницей Мишеля Романова, его планы изменились. Через нее можно было узнать, когда Конногвардейский полк переведут в Гатчину, значит, представлялось возможным получить точные сведения о планах государя, а от этого зависел уже успех всей акции.
Желябину пришлось забыть о собственных чувствах и начать серьезно ухаживать за Иваницкой. Та особенно не сопротивлялась – Андрей ей очень понравился. Алина быстро научилась обманывать Мишеля и скрывать свои встречи с Желябиным. Во-первых, она не хотела ненужных скандалов и выяснения отношений, а во-вторых, зная горячий нрав царского племянника, опасалась за жизнь возлюбленного. Поэтому их общение проходило либо в кофейнях, наподобие той, где они только что были, либо на Лиговском проспекте, на квартире у Андрея.
И то, и другое, было небезопасно – их могли заметить случайные знакомые Мишеля. Но приходилось рисковать: Желябину очень нужны были сведения о перемещениях Александра Второго. Алина же, похоже, влюбилась в него по-настоящему – впервые в жизни.
Это было так не похоже на те многочисленные романы, которые случались у нее с тех пор, как она вышла из Смольного института и поступила на сцену. Там все было более-менее ясно – девушка дарила свою благосклонность мужчинам, а взамен получала дорогие подарки и украшения. Здесь же все оказалось по-другому – ей самой хотелось заботиться об Андрее, ухаживать за ним.
Алина ценила каждый миг, который они проводили вместе. К сожалению, встреч становилось все меньше – Мишель, похоже, все-таки что-то заподозрил: в последнее время он стал чаще заходить к Иваницкой в гримерную и увозить после спектакля на свою холостяцкую квартиру или куда-нибудь ужинать. Приходилось притворяться уставшей, жаловаться на головную боль или начинавшуюся мигрень… Хорошо, что выручала кузина, Магда Войцеховская, которая уверяла Мишеля, будто сестра остается ночевать у нее дома.
Желябин, занятый своими мыслями, дошел до угла Невского проспекта и повернул на Лиговский. Он не видел, что за ним издалека наблюдает неприметный человек в сером пальто. Еще двое, переодетые в дворников, ждали возле дома, усердно скалывая лед с тротуара. Когда Андрей вошел в парадное, они быстро прекратили работу и поспешили в управление Третьего отделения с докладом. А "серое пальто" осталось караулить Желябина возле дома.
19 февраля, четверг
Марсово поле
На Марсовом поле шла репетиция воскресного развода. Ротмистр Павел Жемов и поручик Михаил Романов гоняли по плацу новичков, недавно поступивших в Конногвардейский полк. Те старались, как моги: от лошадей шел пар, а сами молодые офицеры изрядно продрогли на морозе. Тем не менее Жемов был недоволен результатом – заставлял вновь и вновь повторять перестроения и развороты.
Мишель выполнял команды механически, мечтая только об одном – как бы поскорее оказаться в теплой казарме. Мысли его были заняты другим – вчера Иваницкая опять отказалась ехать с ним ужинать, и его подозрения еще больше усилились. Но как же узнать правду? Не станешь же спрашивать: дорогая, ты мне случайно не изменяешь? Смешно и глупо!
Мишель представил, как Алину обнимает другой мужчина, и ему сделалось совсем дурно. Узнать бы, кто таков, и разобраться с наглецом! Но Анатоль Теплицкий прав: устраивать скандал ни в коем случае нельзя, только выставишь себя дураком, нужно действовать по-тихому: проследить за Алиной и нагрянуть неожиданно, накрыть голубков! А там посмотрим по обстоятельствам: если получится, проткнуть соперника, как свинью, шпагой, а если нет – так просто морду набить.
Немного повеселев от этих мыслей, Мишель принялся с рвением кричать на замешкавшегося корнета. Тот побледнел и изо всех сил хлестнул лошадь. Обиженная кобыла взбрыкнула и выбросила корнета из седла – мальчишка с криком полетел в снег. Стройные ряды гвардейцев смешались, Жемов, матерясь, поскакал разбираться.
За репетицией конногвардейцев наблюдала праздная публика. Среди нескольких дам, гувернанток с детьми и пары стариков из отставных офицеров, были два неприметных господина в добротных зимних пальто. Они тихо переговаривались между собой.
– Итак, дорогой Петр Андреевич, – произнес полковник Геберт, – могу доложить: у наших бомбистов все почти готово. Рысков сообщает, что подкоп скоро завершат, осталось буквально несколько саженей, динамит изготовлен и доставлен в лавку. Вы не поверите – его хранят в бочках из-под острого швейцарского сыра! Представляете, сверху круги, а под ними – взрывчатка. Опасно, конечно, но зато никто не полезет – дух от сыра такой, что не каждый выдержит.
Граф Шуваловский удовлетворенно хмыкнул.
– А что бомбы – тоже готовы?
– Да, и уже испытаны. Кибальчев показал на пустыре Рыскову, как нужно метать бомбы.
– Как вы думаете, Рысков не струсит в самый последний момент?
– Нет. К тому же он боится нас гораздо больше, чем своих товарищей. Впрочем, я ему обещал, что заряд мы ему дадим маленький – никакой опасности ни для него, ни для государя не будет.
– А на самом деле?
– Достаточно сильный, чтобы повредить карету, но при этом не задеть императора. Мы же не хотим, чтобы с ним что-нибудь случилось! На канале и вокруг него будут стоять мои люди, они проследят, чтобы Рыскову никто не помешал. А как только он бросит бомбу, его сразу схватят и доставят в полицейское управление, где и допросят. Формально, конечно – все, что нужно, мы и так уже знаем. Одновременно возьмем Желябина, Кибальчева, Перову, Богданова, Анну и всех остальных, ликвидируем Исполнительный комитет в целом. Полиция рот разинет от удивления, когда узнает, что все преступники уже нами схвачены. Думаю, что государь останется доволен.
– Я опасаюсь, как бы бомбисты не поставили второго метальщика, для подстраховки…
– Не важно, карета достаточно прочная, с металлическим блиндажом, выдержит не одну бомбу. К тому же у государя хорошая охрана, терские казаки, они не позволят второму бомбисту приблизиться.
– Что вы будете делать, если государь все же решит поехать не по каналу, а по Малой Садовой?
– Придется ждать следующего случая…
– Но он может и не представиться. Государь, как мне доложили, назначил заседание кабинета министров и Государственного совета на 3 марта. На нем будут обсуждать проект Лорис-Меликова, после чего Александр Николаевич сразу переберется с семьей в Гатчину.
– Значит, нужно все сделать именно 1 марта, – подвел итог Геберт. – Надо только убедить государя свернуть на Екатерининский канал, ведь обычно он ездит по Садовой и Невскому…
– А мы попросим об этом Мишеля, – Шуваловский кивнул на Романова, который усердно распекал незадачливого корнета. – Пусть поговорит с дядей, тот его любит, глядишь, и прислушается. Мы скажем Мишелю, что Александру Николаевичу угрожает страшная опасность и что необходимо поменять маршрут. Мишель глуп, зато умеет говорить искренне, он, пожалуй, сможет убедить царя.
– Вы думаете, Мишелю можно доверять? – спросил Геберт.
– Мне удалось привлечь его на нашу сторону – именно он сообщил мне о точной дате отъезда императора в Гатчину. Полагаю, можно верить.
– Что ж, пусть будет так, – согласился полковник, – но остается еще один нерешенный вопрос: что делать с Желябиным? Он регулярно встречается с Иваницкой, а она любовница Мишеля. Если после покушения откроется невольная причастность Алины к заговору…
– Желябина нужно взять раньше, чем остальных, – решил Шуваловский, – и по возможности тихо, чтобы не вызвать у заговорщиков подозрения. Пусть думают, что Желябин попался случайно или его кто-то выдал. Кстати, вам удалось найти предателя в вашем управлении?
– Пока нет, но я этим занимаюсь, – поморщился, как от зубной боли, полковник. – У нас много служащих, трудно проверить каждого за столь короткое время.
– Каждого и не надо, – заметил Шуваловский, – ищите тех, кто меньше всего заметен, но больше всех знает.
– Кого же это? – поинтересовался полковник.
– Переписчики, делопроизводители, все те, кто имеет доступ к секретным бумагам. Я думаю, что утечка тайных сведений происходит именно из канцелярии.
– Хорошо, я проверю, – пообещал Геберт, – а теперь извините, Петр Андреевич, мне пора – дела ждут.