Он тоже был стоиком и держал себя в руках с тех пор, как поддался ярости и горю в тот день. Но Агнар всегда был из тех, кто остается спокойным там, где другие кричат и плачут.
Магни встретил Сольвейг и потянулся к ее рукам. Она не отстранилась.
— Я шел, чтобы найти тебя.
— Стряслась беда?
— Нет. Только та, что ты носишь в своем сердце.
Ее грудь поднялась и опустилась со вздохом, а затем она подошла ближе. Впервые за последние недели Сольвейг подошла к Магни по своей воле.
— Мне жаль. То, что я чувствую… я устала от этого.
— Я знаю. Отдохни у меня в объятьях. — Он легко потянул ее за руки, и она прижалась к нему. Он заключил ее в объятия и крепко прижал к своей груди. Ее защита была разрушена словами Леифа, и теперь Сольвейг была ранимой и мягкой.
Они стояли на тропинке под лучами заходящего летнего солнца, пока зарождающийся зимний ветерок овевал их тела.
Еще один раздирающий грудь вздох заставил Сольвейг замычать.
— Вы с Леифом правы, — пробормотала она, уткнувшись в его тунику. — Нам следует остаться здесь на зиму. Глупо думать, что мы сможем отстроить достаточно до того, как выпадет снег, а нам понадобятся пища и укрытие. Даже один-единственный длинный дом был бы чудом, но у нас не было бы никаких запасов еды, кроме той, что мы привезли бы отсюда. Все, о чем я могла думать, — как восстановить наследие моего отца и стать достойной его, показав, что его вера в меня не была напрасной. Но она была напрасной. Я уже ужасный ярл.
Магни отстранил ее и хмуро посмотрел в ее запрокинутое лицо.
— Хватит. Ты беспокоишься о том, что позоришь своего отца? Ты делаешь это каждый раз, когда сомневаешься в себе. Если мы приплывем в Карлсу и умрем с голоду, возможно, тебя запомнят как слабого ярла. Но ты услышала мудрость людей, которым доверяешь, и прислушалась к ней, несмотря на сильное желание пойти другим путем. Именно так себя вел Вали. Мой отец всегда говорил, что Вали Грозовой Волк был вспыльчивым, но очень мудрым и сознающим свою ответственность. Поэтому он никогда не позволял своим порывам вести себя.
Ее глаза наполнились слезами.
— Мне больно слышать, как о нем и моей матери говорят в прошедшем времени. Как о людях, чьи истории закончились.
Он снова притянул ее к себе, прижимая ее голову к своему подбородку.
— Я люблю тебя, Сольвейг Валисдоттир.
Она приняла новое имя, данное ей людьми, и будет носить его с честью, но Магни знал, что теперь Сольвейг больше чем когда-либо хочет носить имя своего отца.
Снова откинувшись назад, она взяла его за руку и подняла ее ладонью вверх. Кончики пальцев задели белые линии, которые пересекали его кожу, шрамы от клятв, данных ими на крови. Они хранили секреты друг друга. Хранили веру вместе.
— Я так люблю тебя, — прошептала она и наклонила голову, чтобы поцеловать его ладонь. Сбитый с толку прикосновением ее мягких губ, Магни почувствовал влагу пролитых ею слез.
— оОо~
Корабль пришел на следующий же день — не один из меркурианских кораблей, а другой, столь же знакомый и гораздо более любимый. Торговое судно его дяди, которое регулярно заходило в гавань Гетланда.
Магни и его отец, Сольвейг и Агнар поспешили вниз по пирсу еще до того, как корабль пришвартовался, и его отец едва дождался, пока опустится трап, прежде чем броситься вперед с криком:
— Ольга! Ольга!
Магни увидел, как его большой и могучий отец поднял на руки его крошечную, но не менее могучую мать и дочь, которую она несла, и почувствовал в душе теплую волну. Он понимал эту любовь, чувствовал, как глубоко она проникала, как далеко простиралась.
Это было радостное, но мрачное возвращение домой. Конечно, они узнали о смерти Вали и Бренны, и Хокона еще до того, как покинули Меркурию, но именно сейчас, когда семья воссоединилась, утрата проявилась в полной мере.
На корабле дядя Магни, Михкель, поднялся на верхнюю ступеньку трапа, сжимая руки девочек: Товы и Хеллы. Они стояли неподвижно, как изваяния, одна светловолосая, другая темноволосая, одна высокая, другая маленькая, их голубые глаза были широко раскрыты и полны неуверенности.
Сольвейг опустилась на колени на пирсе и подняла руки в знак приветствия и мольбы. Девочки высвободились из рук Михкеля и спустились вниз, плача, и добрались до своей сестры, которая прижала их к себе и погладила по головам.
— Я здесь, я здесь, — заворковала она.
Когда-нибудь Магни найдет способ показать Сольвейг эту ее сторону: ту Сольвейг, которой она была со своими братьями и сестрами и с людьми, которые в ней нуждались, как она была силой, которой им не хватало, как она давала им эту силу, пока у них не появлялась собственная. Она чувствовала себя маленькой и эгоистичной, когда нуждалась в поддержке, но никогда не медлила, когда в поддержке нуждались другие.