Но затем он пошевелился, совсем чуть-чуть, все так же касаясь ее губ. Не собираясь этого делать, Сольвейг тем не менее вдруг открыла рот, и что-то вроде вздоха сорвалось с ее губ. Должно быть, это было приглашение, потому что Магни отпустил ее руки и заключил ее в пылкие объятия, и вот тогда она поняла, что такое поцелуй на самом деле.
Его язык проник ей в рот, но не так нахально, как это было несколько лет назад. Казалось, он ласкал внутреннюю часть ее рта, особенно язык, и это произвело на ее тело такой же эффект, как и холод — заставило напрячься и покалывать, — пусть ей и не было холодно. Ей совсем не было холодно. Ее щеки горели, мышцы, казалось, почти растаяли, а в животе вспыхнул огонь, который до этого только тлел.
И снова ее тело пошевелилось без намерения — руки Сольвейг обвились вокруг его шеи, а бедра подались вперед, прижимаясь к его. Она почувствовала его плоть, твердый стержень у своего живота, и прижалась к нему еще теснее, пока Магни не застонал ей в рот.
Сольвейг, возможно, была неопытна в этих вопросах, но она не была глупой. Она трогала себя и получала удовольствие. Она знала, что такое совокупление, и она видела кучу обнаженных людей во всем разнообразии форм, размеров и расположений. Она много раз видела своих родителей, и не просто раздетыми, но и вполне определенно использовавшими свои обнаженные тела. В конце концов, их кровати стояли в одной комнате.
Она достаточно часто видела обнаженным и Магни… И вдруг ей пришло в голову, что они не видели друг друга обнаженными уже очень давно. В последний раз еще когда были детьми: она с едва проклюнувшейся грудью, а он — гораздо менее широкоплечий с гладкими щеками.
О, она хотела увидеть его снова. Внезапно, сжигаемая огнем, который заставил место между ее ног запылать, она захотела этого больше всего на свете.
Ошеломленная гулом, поднявшимся в голове, Сольвейг вырвалась. Магни сразу же отпустил ее, и он был таким же раскрасневшимся и запыхавшимся, как и она. Они молча смотрели друг на друга, единственными звуками были их тяжелое дыхание и просыпающийся лес вокруг.
— Рог, — сказала она, когда слова снова обрели смысл.
Она двинулась в направлении лагеря, обходя Магни, но он поймал ее за руку.
— Я подожду, Сольвейг.
Она сжала его руку.
— Я рада.
— oOo~
Всадник уехал к тому времени, как Сольвейг и Магни вернулись в лагерь, и налетчики столпились у его переднего края. Сольвейг увидела своего отца среди них, он возвышался над толпой.
Она и Магни приблизились, и их отцы смотрели, как они приближаются. У обоих мужчин было одинаковое выражение лица, которое Сольвейг сочла странным.
— Они удивлены, — пробормотал Магни рядом с ней, отвечая на незаданный вопрос. Он часто так делал — отвечал на вопрос, который она не озвучивала вслух. — Кажется, они отказались от своих надежд на нас. А теперь они спрашивают себя, не за удовольствием ли мы ходили в лес. Это мое предположение.
Ее щеки вспыхнули, когда она встретила пристальный взгляд отца. Но в выражении его лица не было осуждения. И нежности. Она не понимала его, даже с учетом того, что сказал Магни.
Неважно. Они вышли вперед, и Леиф схватил Магни за тунику и в порыве гнева подтащил к себе
— Слушайте звук рога! Вы оба! Мы подумали, что гонца могли прислать, чтобы отвлечь нас!
Так Магни правильно понял только часть их чувств. Сначала родители подумали, что их убили или похитили. Только когда они увидели, что Магни и Сольвейг возвращаются, они решили, что, занятые собой, дети просто пропустили рог. Это и означал взгляд — удивление, возможно, радость, смешанные с беспокойством и облегчением, и тонкая грань осуждения.
— Прости меня, отец, — сказал Магни Леифу
Одновременно отец Сольвейг привлек ее к себе.
— Ты в порядке, солнце мое?
Она кивнула.
— Я мылась. Потому задержалась. Мне нужно было одеться.
Слишком поздно она поняла смысл своих слов, и ее лицо вспыхнуло, когда отец посмотрел поверх ее головы и прищурился, глядя на Магни, который был почти таким же мокрым, как и она. Ситуация не стала лучше
Но ей было почти двадцать лет, а Магни — девятнадцать. Они были взрослыми и могли делать, что хотели. Более того, всю свою жизнь их родители хотели именно этого — того, что еще даже не произошло.
Смущенная и сердитая, Сольвейг вырвалась из отцовской хватки, и поскольку эта хватка была нежной, это было нетрудно.
— Будут переговоры? И где мама?
— Твоя мать с целителем, готовит твою сестру к возвращению домой. Мы отправляемся на рассвете следующего дня. Гонец хотел узнать наши условия. Мы ему сказали. Теперь мы ждем наш выкуп.