— Я люблю. Я люблю тебя такой, какая ты есть.
Она хотела большего, чем слова. Теперь, когда она выбрала этот путь, ей нужно было пройти его до конца.
— Я хочу, чтобы ты показал мне. Я хочу это почувствовать.
— Что?
Каждая частичка воли Сольвейг была направлена на то, чтобы удержать тело от дрожи. Никогда еще она не была так напугана.
— Я люблю тебя, Магни Леифссон. Я доверяю тебе. Если ты хочешь получить меня, тогда возьми меня.
И вдруг произошло нечто чудесное. Лицо Магни изменилось. Оно смягчилось, и свет проник в его глаза, заставив их засветиться.
Он посмотрел на нее так, как ее отец смотрел на ее мать. Взглядом, полным неприкрытой, всепоглощающей любви.
Она была поймана в ловушку этим взглядом, потерялась в его сверкающих глазах, но услышала глухой удар, когда Магни уронил топор, а затем его руки обняли ее, и его губы оказались на ее губах. Когда он крепко прижал ее к своему телу, и его язык проник между ее губами — и это не было похоже ни на один другой их поцелуй.
Сольвейг отпустила страхи и сомнения. Она отпустила свое наследие.
Она обвила руками шею Магни и отдалась любви.
10
Такого не было раньше, когда руки Магни касались Сольвейг — сотни раз за всю их жизнь, тысячи, но такого не было никогда. Теперь они сплелись вплетенными так крепко, что почти стали одним целым.
Пока его язык исследовал рот Сольвейг, запоминая его нежный вкус, Магни вел руками вверх по ее спине. Наконец они оказались у ее головы и сжали косы, жесткие от пота и крови прошедшей битвы.
Они были во Франкии. В стране врагов. Несмотря на то, что вокруг стояли часовые, а по лесу бродили патрули, он должен был не забывать об этом и быть настороже. Но в остальном Магни был готов отдать себя женщине, которую обнимал — так надолго, насколько она останется с ним. Навсегда, если она пожелает этого.
Он знал все о Сольвейг и все же оказался удивлен ощущением ее тела рядом, тем, насколько оно подходило его телу, тем, как ее грудь прижималась к его груди, звуком ее дыхания, ощущением тепла от него на щеке.
И вот она начала исследовать их поцелуй, узнавать его. Ее руки забрались в его волосы. Нога просунулась меж его бедер. Язык нашел язык Магни и лизнул его краешек — и все в нем, начиная от сердца и живота и заканчивая плотью, сжалось и содрогнулось. Понимает ли она, что это такое твердое уперлось ей в бедра?
— Сольвейг, — выдохнул он, отворачиваясь, чтобы вдохнуть воздуха и, может быть, немного прийти в себя. Та часть разума Магни, которая должна была оставаться настороже, совсем забыла о своей миссии. — Скажи мне, чего ты хочешь.
Ее глаза широко открылись, выражая удивление и затаенное понимание, но она не ответила сразу. Только смотрела на него, глаза блестели, щеки румянились.
— Скажи мне, — настойчиво повторил он, легко целуя уголок ее совершенного, сладкого рта.
— Я хочу все.
Ответ заставил Магни улыбнуться.
— Все? Весь мир? Прямо сейчас?
Она вернула улыбку.
— Покажи мне, Магни.
— Скажи мне снова.
Она приподнялась на цыпочки и потерлась щекой о его бороду.
— Я люблю тебя.
Он давно знал, что это так, даже дольше, чем она сама. Но эти слова все равно проникли в него.
— И я тебя люблю.
Рядом хрустнул сучок, и они оба обернулись на звук. Рука Сольвейг скользнула к рукоятке меча, а Магни разжал объятья, чтобы поднять с земли топор.
Хавард и Торстен прошли мимо, патрулируя местность. Они ограничились кивками в знак приветствия, но широкие ухмылки сказали, что часть зрелища эти двое не упустили.
Они прошли мимо, и Магни и Сольвейг все стояли рядом и наблюдали, пока патруль не скрылся из виду.
Река сверкала между деревьями длинными полосами красного света. День умирал. Магни не знал точно, чего именно хочет Сольвейг, здесь, в лесу, но они были слишком далеко от лагеря и слишком близко к реке, чтобы чувствовать себя в безопасности ночью.
— Нам нужно вернуться в лагерь. — Он взял ее за руку.
Она высвободилась.
— Нет! Я не хочу… Я не хочу проводить еще одну ночь с родителями и Хоконом. Я хочу узнать, Магни. Я хочу почувствовать. Я не хочу ждать.
И он не хотел. Он ждал всю свою жизнь и сейчас не хотел терять ни одной секунды, но желание не могло изменить реальность, и один из них должен был думать не только о желании.
— Здесь небезопасно. Не в темноте.
Сольвейг повернула голову и изучила темнеющий лес.
— Тогда ближе к лагерю. Но чтобы мы оставались одни. Я не хочу быть… с другими.
— Я тоже. — Он протянул руку; может, если она сама возьмет его за руку, то не отпустит так быстро. — Если ты на самом деле этого хочешь, мы найдем место.