— Все. Ты хочешь сказать, что мы не поженимся?
Она пожала плечами и снова повернулась к небу. Орел пролетел по гладкой синеве небосклона, а затем нырнул вниз, и ей не нужно было поднимать голову и наблюдать, чтобы понять, что он вытащил рыбу из воды под скалой, на которой они лежали.
— Я хочу сказать, что когда мы поженимся, и где и если поженимся — это только наше дело, ничье больше.
Его рука легла на ее руку, лежащую на траве, и он сжал ее. Сольвейг почувствовала новое кольцо на руке Магни, полученное всего несколько недель назад, когда он дал клятву верности своему ярлу и отцу. Она ненавидела эту извивающуюся золотисто-серебристую ленту, но не за то, что она говорила о нем, а за то, что отсутствие ее говорило о ней.
В Карлсе, как и в Гетланде, женщинам не дарили наручных колец. Они клялись в верности и сражались бок о бок с мужчинами на равных, но им знак их верности был не положен. Сольвейг любила безделушки и украшения, но не из-за их блеска она завидовала кольцу Магни.
Она не хотела быть другой.
Магни носил это кольцо на руке, и теперь все, кого он встречал, знали, что он мужчина и его сочли достойным. Сольвейг придется доказывать свои заслуги каждый день.
Она попыталась вырвать свою руку из его, но он крепко держал ее. Он стал выше ее с тех пор, как они виделись в последний раз, и сильнее.
Магни повернулся на бок, все еще держа ее за руку, и посмотрел на нее сверху вниз. Его длинные волосы спадали с плеч и затеняли лицо. Их концы касались ее шеи.
— Я хочу жениться на тебе, Сольвейг. Не из-за воли наших родителей. А потому что хочу сам.
Волнение, которое Сольвейг иногда чувствовала, вдруг превратилось в спазм, и у нее заболела грудь. Но она хотела большего, чем Магни. Она только начала боевые тренировки, пока еще деревянными мечами. Она хотела обрести свою честь и заставить своих родителей гордиться ею. Если девочки ее возраста выходили замуж, они уже скоро распухали от рождения детей и проводили свою жизнь, гоняясь за ними и за цыплятами.
Ее мать вышла замуж гораздо позже, после того, как создала себе имя. Ее отец был еще старше. Она подождет с любовью. Сначала она должна завоевать себе имя.
— Мои мать и отец — легенды. Я — их дочь. Пока я никто, я не могу быть достойна их. Это все, что имеет значение, — я должна стать достойной своих отца и матери. Я не выйду замуж, пока не напишу свою историю, и она не засияет рядом с историей моих матери и отца.
Ее голос дрожал, и она прочистила горло, чтобы избавиться от слабости. Она чувствовала себя странно беззащитной, и это заставляло ее нервничать. Она только что призналась в чем-то… и не совсем понимала, в чем.
Выражение лица Магни изменилось, и Сольвейг увидела в нем жалость — и поняла, что обнажила в себе что-то некрасивое и слабое. Она резко дернулась и высвободила руку, отталкивая его. Потом села и повернулась, увеличивая расстояние между ними и глядя прямо на него.
— Если ты скажешь кому-нибудь хоть слово об этом, я убью тебя.
Магни поднял руки, словно защищаясь от удара.
— Я храню твои секреты, Сольвейг. Всегда.
Он хранил, но она не успокоилась.
— Поклянись.
— Я клянусь. — Он вытащил свой короткий клинок из-за пояса. — Я поклянусь кровью, если тебе нужно.
Они дали много таких клятв, и у обоих были шрамы от порезов. Большинство из клятв были детскими, требующими только торжественности крови, но сейчас кровь была важна, даже если Сольвейг не была уверена, почему.
— Да. Кровью.
Не моргнув глазом, Магни провел кончиком лезвия по ладони. Она взяла у него лезвие и сделала надрез на собственной ладони. Укус боли был мягким и знакомым. Они сложили ладони вместе.
— Я, Магни Леифссон, — его голос всегда становился глубже, когда он произносил слова, которые считал важными, — Клянусь тебе, Сольвейг Валисдоттир, не передавать слов, которые мы говорили здесь, ни одной живой душе, и не делиться их значением ни с одной живой душой. Клянусь своей кровью и своей честью.
— Поклянись и на своем кольце тоже, — добавила она после паузы, изучая солнечный блеск его новой безделушки.
— Я клянусь своим кольцом.
Удовлетворенная, она попыталась отпустить его руку, но он снова удержал ее.
— Я буду ждать, Сольвейг. Я женюсь на тебе, когда ты захочешь.
Пятнадцать лет
— Подними его.
Мать Сольвейг ухватила свой меч и подняла его перед собой, направив прямо на богов.
На самом деле это был не ее меч. Ее настоящий меч был легендой. Она пользовалась им во время многих великих набегов и убила сотни мужчин и женщин. Она никогда не называла его имени, но все, кого знала Сольвейг, называли его Клинком Ока Бога.