В этот день ей надо было идти в Мантурово за ответом. Тамара, сильно хромая, проводила Машу до калитки.
— Ни пуха ни пера, — пошутила она. — Завтра к вечеру жду.
По дороге в Мантурово Марию нагнал крытый грузовик.
— Эй, садись, подвезем! — крикнули из кузова.
Мария побежала за притормозившей машиной. Сильные руки подхватили ее, быстро втащили через борт.
В грузовике было полутемно, но по голосам Мария поняла, что в кузове, кроме нее, еще трое. Один говорил по-русски.
Они ехали уже часа три. Давно бы пора быть Мантурову… Мария забеспокоилась. Пробравшись к заднему борту, она попыталась выглянуть наружу, но тот, кто говорил по-русски грубо схватил ее за плечо и с силой толкнул в глубину кузова. Щелкнул предохранитель пистолета.
— Лежи смирно.
Мария лихорадочно перебирала в памяти события последних дней. Чем они выдали себя, когда?..
Под вечер грузовик, въехав в ворота какого-то дома в незнакомом поселке, остановился. Марию стащили с машины и втолкнули в дом. Пройдя по нескольким коридорам, она очутилась в роскошно обставленной комнате (в этой комнате и Марии и Тамаре пришлось бывать потом еще не один раз).
С треском распахнулась где-то сбоку дверь, и в комнату стремительно вошел человек в черном мундире войск «СС», со свастикой на рукаве. Подойдя вплотную к Марии, он спросил быстро, отрывисто:
— Где, когда и с кем была выброшена с самолета советской разведкой?
И, напрягшись всеми мускулами лица и шеи, выпучив глаза, крикнул визгливо, истерично:
— Ну, говори!
Мария почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног. Она потеряла сознание…
Придя в себя, она увидела, что лежит на диване, укрытая тонким шерстяным одеялом. Эсэсовец переодетый в серый штатский костюм, сидел рядом с ней.
— Мы знаем о вас абсолютно все, — улыбнувшись, сказал он. — Вы были сброшены на парашюте как радистка. Вы были приданы резиденту по имени Тамара, она дожидается вас сейчас в селе Роговое. Вы подтверждаете это?
Мария слабо покачала головой.
Эсэсовец встал, открыл дверь. В комнату вошел солдат в запыленном мундире. Его лицо показалось Марии знакомым.
— Это ваш сосед по Роговому, Семен Долгих. Узнаете? Долгих, что вы можете рассказать об этой женщине?
— Сегодня утречком, господин подполковник, вышел я из дома, потому как был отпущенный из части и ночевал у себя, — начал солдат, и Мария сразу узнала голос, крикнувший на дороге в Мантурово: «Эй, садись, подвезем!» Значит, они следили за ней уже тогда…
— …Да, и смотрю, значит, вот эта особа крадется по соседскому двору. Никак, думаю, в курятник забраться хочет. Потом смотрю — нет. Прошла мимо — и юрк в кусты. Эге, думаю…
— Говорите короче, — оборвал его подполковник.
— Слушаюсь. Подобрался я ближе, а она, значит, сидит в кусточках и раскладывает какие-то металлические изделия. Да-а. Ну, я, значит, бегом к коменданту. Так и так, докладываю, супротив германских властей замышляется недоброе. Хотели мы ее сразу брать, а потом глядим, она сама на Мантурово подалась. Мы в автомобиль, захватили ее и, значит, прямо к вам, господин подполковник.
— Хорошо, можешь идти. Ты получишь награду.
Мария лежала с закрытыми глазами: это был конец. Ее выследили… Теперь глупо скрывать что-то, глупо отпираться.
Эсэсовец встал, прошелся по комнате.
— Моя фамилия Шверер. Ее хорошо знают в здешнем поселке. Русские матери пугают моим именем детишек…
Помолчав немного, как бы любуясь произведенным впечатлением, Шверер продолжал:
— По всей вероятности, мы вас расстреляем. Вы, наверное, знаете, что провалившийся разведчик — всегда кандидат в покойники.
Мария испуганно посмотрела на Шверера.
— Но у вас есть одна возможность сохранить жизнь. Для этого вы должны сообщить нам некоторые интересующие нас сведения. Подумайте. Я приду завтра утром. Или вы согласитесь — или отправитесь на тот свет.
…Утром Мария проснулась от звука открываемой двери. На пороге стоял Шверер.
Он подошел к окну, открыл его.
— Посмотрите, как прекрасна жизнь. И очень обидно умирать именно в такое утро и такой молодой. Еще много лет будет светить солнце, зеленеть трава, будут петь птицы, а ваши косточки будут гнить в могиле, как говорят у вас по-русски, в матушке сырой земле…
Он достал из кармана пистолет, спросил тихо, отчетливо: