Она ни секунды не верила, что умный, сильный, добрый, потрясающий брат может оказаться вором. Боря мог хулиганить по мелочи, сырок творожный или булочку в магазине незаметно слопать или под курткой вынести. Но он никогда бы не совершил настоящего зла.
К счастью, милиционеры оказались не зверями и сами предложили парня отмазать. Вернуть украденное, повиниться перед соседями, заплатить компенсацию и дело замять.
Мама чуть ли не впервые повысила голос, крикнула:
— Конечно! Мы согласны!
Но отец усмехнулся:
— Ты полагаешь, я стану жить в одной квартире с преступником?
Лия совсем забыла, что ей нельзя встревать во взрослые разговоры. Вбежала на кухню, завизжала, затопала ногами:
— Папа, папа! Давай Борьку вернем! Пожалуйста!
Но он сурово повторил:
— Если мой сын вор, иметь с ним дел я не буду.
— Не мог Боря, — в отчаянии прошептала мама. — Оговорили его.
Милиционер взглянул с сочувствием. Мягко сказал:
— К сожалению, все против них. Взяли с поличным. Да они уже и признались.
— Значит, Боря просто не успел подумать, — твердо сказала Лия.
— Мальчику всего четырнадцать лет, мы понимаем, — улыбнулся человек в форме, — поэтому и предлагаем ему загладить вину.
И снова мама, непривычно решительно и громко, произнесла:
— Хорошо. Сколько?
Полицейские переглянулись. Один из них достал из внутреннего кармана блокнот, ручку. Но успел написать только единичку — отец взорвался:
— Я не буду давать вам взятку! Мой сын украл — значит, пусть отвечает по закону!
И сколько мама потом ни плакала, ни умоляла — поколебать его упертость не смогла.
Борьку осудили.
Лия не хотела терять брата. Хоть в тюрьме, хоть где — все равно родная кровь. Ее лучший друг. Но на свидания девочку не пускали. На письма Борька не отвечал. А когда в семнадцать лет вышел — поговорили только однажды. Она шла к нему радостная, с подарками, с фруктами. В детской памяти оставался прекрасный, заботливый, благородный принц. Но увидела совсем постороннего. Рот без нескольких передних зубов, причмокивает противно. Смолит сигарету без фильтра. Хлебает (в десять утра!) алкогольный коктейль из железной банки.
Встретил сестру словами:
— Какая ты страшная, Лийка, стала! Вся морда в прыщах.
На рисунки ее даже не взглянул, апельсины равнодушно отшвырнул:
— Ладно. На закусь сойдет. Водку будешь?
— Боря, — прошептала она. — Что с тобой сделали?
Он осклабился:
— Ты чего вообще явилась?
Борька был в майке, и вены — она увидела в ужасе — все исколоты.
Двенадцатилетняя девочка прошептала:
— Спасти тебя хочу!
Но брат заржал:
— Малявка! Нужна ты мне!
Выпихнул из комнаты и захлопнул перед ее носом дверь.
Сестра еще несколько раз ходила — ждала у общежития, где Борис поселился, караулила у стройки, куда он устроился на работу. Он продолжал ее гнать — грубо, с матом. А через несколько месяцев снова сел, на этот раз за грабеж — как раз исполнилось восемнадцать, поэтому влепили по полной.
Лия снова писала ему. Борис по-прежнему не отвечал. И сестра отступилась. Постаралась его тоже вычеркнуть из сердца. Как научилась вычеркивать все саднящее, неприятное, болезненное.
Поговорить решили без посторонних ушей.
Борей отменил все процедуры после шести и предупредил, что не придет на ужин. Лия в начале седьмого встретилась с ним у проходной.
Самокат остался на велопарковке. Санаторий в самом центре, навстречу пациенты после вечернего водопоя бредут, здороваются с медсестрой, сверлят любопытными взглядами. Борис усмехнулся:
— Нас принимают за пару.
— Какое это имеет значение!
Никак ей не верилось, что брат вернулся, да еще в образе прекрасного принца. Лия медик и знала: те, кто колется, почти никогда не выбираются из болота. Да и какие шансы, если в восемнадцать лет у тебя уже второй срок, да еще на строгом режиме? Но Борис совсем не выглядел уголовником. Цвет лица прекрасный. Ногти отполированы, ботинки с логотипом, где мужик на лошади (старшее поколение объяснило — бренд дорогой). Галантный, клевый, и голос ему будто специально ставили, как артисту.
— Ты почему имя поменял? — потребовала ответа Лия.
— Да просто прикалываюсь, — усмехнулся он. — Борисов много, а Борей — один.
Едва выбрались из курортной толпы, сестра жадно спросила:
— Как ты сумел?
Отец бы мигом пригвоздил, что не умеет формулировать. Но единокровный брат понял: