Шафиев Р.Р
Солнце
Лине было легко и радостно, хотя она растратила почти все деньги на покупку мелких безделушек. Остановившись у лотка мороженщицы, Лина раскрыла легонькую сумочку. Два рубля и несколько монеток… «Два рубля надо оставить на автобус, а то, как в прошлый раз, придется идти пешком…»
Лина редко приезжала в город, и поэтому каждая поездка была для нее волнующим праздником, всегда новым и всегда неповторимым.
Взяв пломбир и осторожно развернув обертку, Лина шагнула к афише.
«Концерт фортепьянной музыки. Людвиг ван Бетховен. Соната № 14, «Лунная». Скрябин… Делиб… Дебюсси…». Лина вздохнула: она покупала пластинки, часто прослушивала их, но разве это сравнимо с игрой Гилельса! Как она завидовала тем, живущим в городе людям, которые могли почти каждый вечер ходить на концерты. «Вот захотели и пошли…»
Ей стало грустно. Приезжая в город, она всегда ощущала себя выше, лучше, красивее, значительней, торжественней даже в такой мелочи, когда она покупала и кушала пломбир… А сегодня этого ощущения не было… Ну что она знает о Скрябине? Что его музыка воздушна, причудлива. А о Делибе? Что его балетами восхищался Чайковский, считая, что ему еще расти и расти до высот Делиба… А «Пагоды» Дебюсси на яванские темы в течение одного года облетели весь мир, вызвав бурю восторга и преклонений…
— Лина! — Энергичный и очень знакомый голос прожурчал над ее головой. Она растерянно оглянулась и, увидев друга детства, потупила глаза. Надменное, с прямым, чуть вдавленным носом лицо она запомнила навсегда.
— Аркадий!..
— Щи да каша — доля наша, — намекая на детские годы, поддразнил ее Аркадий.
— Ты все издеваешься…
— Ну что ты!
Они зашагали рядом, Лина невольно отметила и грубоватость своего черного свитера, и старомодность тупоносых туфелек. Это резко бросалось в глаза рядом с хорошо отутюженным костюмом Аркадия и его светлыми, затейливого фасона узенькими полуботиночками.
— Как ты живешь, Лина?
— Ничего…
Аркадий вспомнил, как до прихода отца с фронта она и в детстве отвечала безразлично, односложно: ничего… А после возвращения отца, очень общительного и добродушного человека, когда появился мало-мальский достаток в доме: «У нас сегодня и щи и каша. Хотите, девочки, пообедать? Идемте, ну идемте же!»
— Предок жив?
Лина вскользь окинула его взглядом.
— Угу!
Лина стеснялась Аркадия потому, что он был ее первой мечтой, первым чувством… В старших классах он ходил зимой в какой-то странно беловатой шинели, и она, едва завидев его, смущалась и чувствовала, как отказываются подчиняться ей руки, ноги… Он тогда был заводилой среди ребят. Предлагал путешествие на Белую гору, где глина была белой-белой. Он увлекал ребят фантастическими изделиями, которые якобы можно приготовить из этой белой-белой глины. Он мечтал открыть месторождение каких-нибудь металлов, ну, хотя бы вольфрама…
— Что ты делаешь, на кого ты учишься? — Четыре года назад семья Аркадия переехала в город, и он не бывал в родном селе.
— На кирпичном заводе работаю. Оператором. — Лина почему-то вскинула руки и посмотрела на них. Только сейчас она осознала всю обыденность сказанного и, словно оправдываясь, добавила: — Я хотела в институт, мать болела, отец прихварывал. Вот и тружусь. Рабочая, одним словом… — Радостное настроение схлынуло. Она ходила целый день, как зачарованная, по городу, купила две пары капроновых чулок (говорят, их больше выпускать не будут), купила трикотажный с резинками купальный костюм, изящную золотистого цвета дорожную зубную щетку, мундштук для отца, косынку для матери, а ведь все это такое тряпье и ничтожество перед тем, что есть в жизни Аркадия и других, живущих такой же жизнью. Она в несколько месяцев раз может позволить себе поездку в город — дом, семья — сердце болит, когда приходится оставлять родителей, таких беспомощных в старости.
— А ты?
— Вот в аспирантуру бы попасть. Институт что, институт сейчас каждый десятый оканчивает. Кинь камешек в городе, попадешь в голову инженера. Но не уверен, что пройду в аспирантуру… Это трудно…
Хотя Лина не была очень яркой девушкой, Аркадию нравилось идти с ней. Чуть полновата, но очертания гибкой, сильной фигуры не расплылись. Домашняя прическа, нехитрые локоны, но пшеничные локоны удачно выделяются на черной шерсти свитера. Несколько бумажных пакетиков и сверточков усугубляли ее доверчивую простоту. Аркадию тем более приятно было идти с нею, потому что, несмотря на все его старания, он не мог сблизиться с сокурсниками, сокурсницами и за последние годы растерял последних друзей.