На лице Аркадия мелькнуло какое-то подобие улыбки.
— Что ты! Двадцать километров пешком? Что ты!
Лина не сдавалась, ибо в ней прорвалась долго сдерживаемая сила.
— Это совсем не тяжело. Если устанем, сядем, посидим, отдохнем…
— В другой раз, Линочка, в другой раз. Я понимаю тебя, но что поделать: техника высоких напряжений — самая нудная из всех наук, а послезавтра — экзамен.
— Так ведь это послезавтра, Аркаша! Милый! — Что-то стонало в Лине, но внешне можно было заметить только упрямо сжатые губы и темно-малиновый румянец, заливающий щеки.
— Такая степь сейчас! А воздух, если бы ты знал, какой у нас пряный воздух… Как в детстве… Аркаша, милый…
Аркадий отводил взгляд.
— Вот скоро подойдет автобус, а на автобусе ты мигом…
Лина уловила скрипучий холодок в его голосе. «Ну и что?..»
— Я пойду пешком. Мне сегодня так хочется пойти пешком.
Он опять отказался, и, сухо простившись, она зашагала к окраине города, все убыстряя шаг, пока не заметила, что все встречные удивленно уступают ей дорогу. «Сговорились все, что ли?..»
Она вышла из города, почему-то, обернувшись, долго смотрела на оставшиеся позади дома, словно что-то вспоминая, затем сбежала на тропинку, вьющуюся вдоль дороги.
Одна среди трав, среди редких перелесков и рощ, она шла и шла. Яркая и свежая, как полевой цветок. Впереди были голубая даль, душистые травы и солнце, всегда далекое и такое желанное солнце…
Румянец жег щеки, руки, как крылья… Ей было легко и радостно. Легко идти по бесконечной дороге, радостно от этих просторов, от этого всегда далекого, но такого желанного солнца.