– Если бы я знал, – вздохнул Рит. – Когда меня покинула Лирана, я даже хотел, чтобы и меня забрали, но никто не пришел ко мне. А сейчас у меня появилась ты, малышка, и я боюсь, смертельно боюсь потерять тебя. Наверное, мне лучше было бы давным-давно забыть о солнце, а тебе лучше было бы никогда не слышать о нем и о том, как было раньше. Его уже никогда не вернуть, а мы лишь понапрасну мучаем себя миражами. Тем более я не хочу, чтобы и с тобой что-нибудь случилось. Лучше забыть о нем и никогда, никогда не вспоминать, – совсем тихо закончил он, и глаза его вдруг увлажнились.
– Но я жила этими рассказами, дедушка, – она сияла каким-то очарованным светом. Наверное, также сияла и ее мать, когда она говорила о солнце. – Я представляла себе другой мир, полный света, радости, красок. Я рисовала в воображении этот сказочный, яркий шар с горячими лучами, который делал все вокруг совсем другим, и порой даже видела его во сне. Он такой нереальный, такой ослепительный, такой неповторимый! Теперь я понимаю, почему этот сумрачный мир кажется таким невыносимым, почему умирают те, кто видел солнце, почему ушла моя мама, почему вы, дедушка Рит, всегда печальны. Тоска по солнцу, по прежнему светлому миру сожгла их и точит вас. Ведь это так?
Рит ласково погладил длинноволосую головку. Ответил не сразу, погрузившись в свои мысли.
– Да, Эрана, это так. Мы слишком любили солнце, этот светоч, дарящий тепло и красоту, и эта любовь сгубила нас. Сумрак сдавил так сильно, что стало нечем дышать. И именно поэтому я боюсь за тебя, малышка. Боюсь, что и тебя он сдавит столь же сильно и погубит. Забудь про те рассказы, Эрана, они все равно несбыточны. Тебе не стоит губить свою жизнь из-за того, чего не вернуть. Послушай старика, дочка. Обещай, что больше не скажешь ни слова о нем.
Эрана ласково улыбнулась и совсем по-детски признательно обняла его за талию, прижавшись щекой к животу старика, сказала:
– Я люблю вас, и я люблю солнце. И вы, и оно помогаете мне жить дальше. Но вы здесь, рядом, вы настоящий, и вас я люблю больше, поэтому, обещаю, что буду жить, несмотря ни на что ради вас, дедушка Рит.
3
После этого их разговора прошло немало дней, но Рит все никак не мог забыть его. Не давало покоя беспокойство за Эрану. Но девочка росла, улыбалась, заботилась о нем, как и прежде и разговоров о солнце больше не заводила. Вот только Рит нет-нет да замечал ненароком, как Эрана порой тоскливо и безнадежно смотрит в унылые мрачные небеса, тихонько вздыхая, а в глазах дрожат скрытые слезы. В такие мгновения сердце старика надрывалось, и беспокойство бушевало с удвоенной силой. Но вскоре девочка вновь была спокойна и сдержана, и Рит успокаивался. Правда ненадолго, потому что Эрана все чаще тайком плакала по ночам, ее то и дело охватывала печаль и рассеянность, и она уходила куда-нибудь, чтобы он не видел ее состояния. Вернувшись, девочка щебетала и улыбалась, но Рит себе места не находил. Он так привык к девочке, что от его чуткого взгляда не могли укрыться даже малейшие изменения ее настроения. Он видел, что Эрана медленно, незаметно для чужого взора угасала, чахла и не на шутку перепугался. Не раз пытался поговорить с ней, но девочка каждый раз уклонялась от серьезного разговора или все переводила в шутку.
Но день ото дня печаль ее становилась глубже, скрывать грусть и тоску было все труднее, и Рит понимал, что теряет девочку. Сумрак заполнял, давил ее нежную неокрепшую душу, как давил души тех, кто жил в прежние времена и которых уже давно не было на свете. Тот же сумрак съедал и его, но он был стар, и ему уже нечего было желать, не к чему было стремиться, кроме скромной могилки на одиноком кладбище. Его стариковская печаль и тоска были понятны: слишком ярки воспоминания о прошлом, но Рит не мог смириться с тем, что Эрана, никогда не видевшая красок, цветов, голубого неба, мучается и засыхает. Она была ребенком этого мрачного неуютного скудного мира, но это был ее мир.
Сотни таких же детей живут на этой земле, воспринимая окружающую действительность как данность, как неотъемлемую часть мироздания, и их не тревожит отсутствие света, деревьев, травы, солнца, ведь они не знают, что это такое. И эти дети счастливы, как любые другие дети, они беззаботны и веселы, потому что это их мир, они родились в нем, и они никогда не видели ничего другого.
Эрана должна была быть одной из этих детей ночи, играть, безобразничать и шалить, как они, а не жить на отшибе, как изгой, со стариком, существование которого идет вразрез с нынешним обществом, со стариком, которого вообще не должно быть на свете. Но ей выпал другой тяжелый удел, удел стариков. И сейчас Рит горько жалел о том, что однажды девочка услышала рассказы матери о былом. Она не должна была знать ни о ясных, безоблачных днях, ни о солнечном свете. Она не должна была смущать свой разум несбыточным и давно ушедшими образами. Но Эрана узнала о солнце, и теперь гнетущий мрак казался ей нестерпимым и жалким. Девочка страдала и задыхалась, а Рит не знал, что делать.