«Странно, - подумал он. – Ведь я потеряю и свою единственную, неповторимую жизнь!.. Только мне совсем не жаль её. Я не боюсь смерти, не боюсь умирать. Я всегда знал, что этот день наступит мне на горло. Наверное, поэтому так жадно хватался за всё, что попадалось на пути. Я знал, что однажды всё закончится… Если бы она простила меня, если бы смогла полюбить!.. Да, в конце своей жизни единственное, о чем я жалею, это что я не был достаточно хорош для неё. Не старался достаточно, чтобы стать достойным любви… Только это пугает меня. Только то, что мне не представится шанс заслужить её любовь».
***
У корабля мудрецы ожидали Батлера со свитой. Провидцы разделились на две группы – старшие, во главе с Ледой, пошли собирать в путь Брика, младшие, во главе с Никасом, пошли к Софии. До старта корабля осталось пару часов. В необычайно хорошем расположении духа Батлер подошёл к Элларду. Казалось, сегодня был самый счастливый день в его жизни. Помощники правителя обменивались подозрительными взглядами, ведь даже в день провозглашения себя императором Батлер не выглядел так самодовольно. Эллард кинул на него взгляд, в котором неодобрение сочеталось с болью: для всех других сегодня был день, в который они теряют одну из лучших дочерей своего народа, но короля недостойных это не огорчало. Он попытался прочесть его мысли, – мудрец хотел убедиться, что недостойные не замыслили ничего опасного, - но сила подводила его всё чаще. Он подозревал, что после смерти дочери способность читать чужие мысли исчезнет совсем. София стала символом полной самоотдачи, мужества, самопожертвования, и даже то, что её смерть спасёт других, не могло притупить чувство вины перед ней. Даже свита Батлера выглядела почтительно-грустно, что делало веселье правителя только более неуместным и неоправданным.
Улыбнувшись самой ослепительной улыбкой, правитель расправил плечи и протянул к мудрецам руки, словно ангел, ниспосланный свыше:
- Что же вы такие грустные все? – никто не удостоил его ответом, только несколько колких взглядов направились в его сторону. – Сегодня великий день! Мы спасём наших людей! Всех… полагаю, что отныне снова просто людей! Сверхлюди, недолюди – пусть это все уйдёт в прошлое. Мы снова смешались, и все будем спасены. Разве это не заслуживает немного… празднования? Немного радости?
Он обвёл лица присутствующих самоуверенным взглядом.
- Ого… Ну что ж, ладно, хотите страдать, дело ваше.
Из толпы послышались возмущённые возгласы. Теперь уже даже его подданные смотрели с негодованием.
- У меня есть маленькое предложение. Наши сверх-недолюди так долго страдали... Они много натерпелись, и, если вы не хотите радоваться, то они заслужили маленький праздник. Дадим им надежду!
- Батлер, ваше веселье и предложения никого из нас не вдохновляют и не радуют, - оборвал его Эллард.
- А я и не говорю о том, что вас радует. Я сейчас думаю о наших двух почти полностью объединившихся народах. Им нужна надежда, - все по-прежнему неодобрительно смотрели на него. Никто не произнёс ни слова. – Мы-то знаем, что пройдёт ещё какое-то время, прежде чем Солнце восстановит свою нормальную температуру и Земля придёт в прежнее состояние. Мне Леда сказала, да, не смотрите на меня вашими осуждающими глазками!.. Так что предлагаю показать наших двух спасителей людям! Пусть знают, что скоро их страдания закончатся.
- Мы не будем выставлять их напоказ, словно они экспонаты музея. Достаточно того, что они идут на верную смерть, - заявил Эллард.
- Почему? – раздался голос Софии. Она приближалась в сопровождении провидцев, Никас шёл немного позади неё, его рука притрагивалась к её ладони. На них были одинаковые костюмы молочного цвета из эластичного материала. Левое плечо каждого украшал оранжевый круг. – Им пришлось пережить многое, папа. Почему бы не дать им надежду на лучшее?
София подошла к отцу и обняла его. Никас стал рядом с ними, стараясь не отходить от девушки ни на шаг.
- Ты думаешь, так будет лучше? – нерешительно спросил Эллард, глядя на свою дочку. Подбородок предательски задрожал, в глазах засверкали слёзы.
- Я думаю, надежда всегда к лучшему. Я готова постоять несколько минут у всех на виду, если этим возможно облегчить чужие страдания. И если Брик не будет против, конечно.