В реальность его вернул звук захлопнувшейся двери и голос Элларда:
- Эта комната давно уже ждёт тебя.
Брик осмотрелся вокруг. Мудрец привёл его в небольшую, но очень уютную комнатку, в которой из мебели были только шкаф, кровать, стол и кресло. За открытой дверью находилась ванная комната.
- Мы не знали, вернёшься ли ты… Мы ждали этого, Брик. Слишком долго ждали. Но ты должен понять… наше сверхобщество, - говорил Эллард, смущённо отводя глаза. – Мы ценим свободу. Свободу выбора превыше всего. Брик, ты воспользовался этой привилегией. Далеко не каждому дано мужество воспользоваться ею...
- То есть? Другие недостаточно хороши для свободы?
- Нет, - сожаление проскользнуло в его улыбке. – Они бояться её. Стремятся к ней, мечтают о ней, но боятся быть свободными намного сильнее, чем хотят ими стать. Свобода для них – как скорпион в кулаке. На него можно смотреть, пока он за стеклом, но слишком опасно держать его в руках.
- Да, - усмехнулся Брик. – Странное у вас понимание свободы…
- Полагаю, это относительное понятие. Для тебя свобода заключается в том, чтобы брать ответственность за свою жизнь в свои руки. Другие видят свободу как нечто, что даёт им право брать то, что не принадлежит им… Разве ты не наблюдал этого всю жизнь?
Брик отвёл глаза в сторону и подумал о Батлере, о всех тех, кто так рвался заслужить его расположение, и о тех, кто молча сносил любые унижения от более сильного, а после издевался над теми, кто был слабее. Разве эти люди хотели свободы? Нет, Эллард был прав. Как истинные рабы, они хотели обладать своими рабами, быть хозяевами других. Свобода ответственности за свою жизнь им не ведома. Порабощать или подчиняться – вот к чему они всегда стремились. Дикарь смотрел в глаза мудреца, спокойные и уставшие, с отпечатком невозможной грусти, что таилась глубоко в душе Элларда. «У Софии был похожий взгляд, словно она заранее смирилась со всеми бедами, что выпадут на её долю», - подумал он.
- Но речь не об этом. Я хотел тебе сказать, что если бы ты тогда остался здесь по нашей просьбе... Никто не заставил бы тебя умирать. Никто из нас не посмел бы совершать подобное насилие над другой божественной душой, Брик. Тебе было бы дано время решить идти по предвиденному пути или отказаться ради себя одного. И если бы ты остался... Ты всё это время был бы рядом с ней.
Эллард отвернулся от него, подошёл к шкафу и открыл дверцу. Первое, что бросилось в глаза парня, - его старая любимая кожанка из крокодильей кожи. Брик просиял, улыбаясь. Он вдруг понял, что эта вещь имеет для него особую ценность. Не только потому, что сделана из кожи первого крокодила, убитого им собственноручно, - Брик был одет в неё в тот день, когда увидел Софию впервые.
- Мы перевезли сюда твою одежду. А в этом отделении, - он указал на соседнюю дверь. – Ты найдёшь наши костюмы, из натуральной ткани. Для начала советую тебе отпариться в ванной. Через час придёт парикмахер. Надеюсь, ей удастся привести в порядок твои разросшиеся волосы. И бороду… Я же оставляю тебя. Пока что.
Эллард прошёл мимо дикаря. Он не смотрел на него, боясь выдать свои чувства. Поравнявшись с ним, мудрец сказал:
- Я знаю, что ты хотел сберечь её жизнь. Знаю, что ты считал побег единственным способом спасти её. Однако…
- Я знаю. Знаю, что это пророчество неотвратимо. Теперь знаю, - Брик на секунду задумался, стоит ли задавать вопрос, который мучил его со дня побега: - Эллард, что случилось с моей семьёй?
Старик опустил глаза и прошептал:
- Мертвы.
У самой двери он обернулся:
- Брик, если б я мог что-нибудь сделать… Я жизнь бы отдал, лишь бы на её месте оказался кто-то другой, - несмело, но с необычайной решительностью Эллард посмотрел ему в глаза. – Ты один разделяешь мои чувства, потому что для тебя она значит, возможно, даже больше, чем для меня. И я хочу поблагодарить тебя за это. Спасибо, что любишь мою дочь так сильно.
Брик слушал, как удалялись шаги мудреца, и пытался осмыслить услышанное. Ни один мускул не дрогнул в теле, только бровь приподнялась, пока он продолжал смотреть на закрытую дверь. Эллард читает мысли, и врать ему незачем. Тем более ему незачем благодарить того, кто привёл мир к гибели. Почувствовав дрожь в теле и слабость в ногах, он опустился на стул и уткнулся лицом в ладони. Даже его мысли о будущем были полны драматизма.