— Банда?.. — радостно вскинулся Эменец.
— Тьфу на тебя, откуда в наших краях банда? — добродушно прогнусавил Марвак. — Торговые пути далеко, селян грабить не получится — сами селяне не позволят. Это раньше здесь был центр мира, а теперь обычное захолустье. Вон, у шамана поспрашивай, он историю знает, — добавил Марвак, видя удивление мальчика.
Шаман кивнул.
— На месте Саорвая раньше стоял большой морской базар. Раньше, — уточнил он, — потому что несколько веков назад море отступило, и пришли пески. Нынче Саорвай — небольшая деревня на краю пустыни. Но неподалеку остались развалины старого города.
— Все течет, все меняется, — вздохнул Гахерис. — Что-то будут говорить о нас? Впрочем, сегодня это неважно. Шевеление на болотах может означать что угодно. И неплохо бы знать, что именно.
Шаман промолчал. Он начинал подозревать, что именно это означает, но подозрения очень не нравились. И он, честно говоря, предпочел бы незнание.
Кауакан вытащил из чана еще несколько прозоленных шкур и бросил на деревянного козла, давая стечь воде.
— Пойдем, — встал Жекэч, — время обедать. Кому-то надо остаться. Красть, конечно, вряд ли кто что-нибудь будет, но раз уж поблизости ходят бродяги, надо быть начеку.
Остаться решили шаман и Валерик. Шаман — потому, что не хотел лишний раз преодолевать путь до села, все-таки уже не молод, а Валерик — потому, что опоздал.
—…Мать говорит, собираешься уехать, получать образование? — поинтересовался шаман, когда они вдвоем с трудом переложили шкуру с козла на бревно и принялись с противоположных сторон ее скоблить.
— Угу, — Валерик почесал за ухом, оставив на щеке забавный зольный след. Шаман весело хмыкнул, увидев его. Валерик понял и вытерся. — Не знаю, зачем мне это нужно, но мама велит идти в мир, как она говорит, и научиться его познавать. Получить образование, говорит она, это первая ступень. Какая ступень, к чему ступень? Зачем мне это?
— Образование — это, брат, такая штука, которую просто так не объяснишь, почему нужна. Вроде и не надо, да и без нее тяжко. А потом, когда чего-то узнаешь, хочется знать еще и еще. Тогда начинается наука, а она уже сродни магии. Но магия — удел избранных… Видел ли ты, друг мой, мага?
— Нет, — огорченно признался Валерик, — никогда.
— И я не видел, если честно, — сообщил шаман. — Фокусники, что на ярмарках выступают, не в счет. То, что они колдуют, тот же Жекэч может сделать с двух дней подготовки. Магия, братец, штука очень личная. Либо ты маг, либо нет. И все. Научиться волшбе нельзя, если нет способности. А наука — она тот цвет имеет, который любой может понять. Если осилит грамоту, конечно.
— Вот и мама так говорит, — уныло кивнул Валерик. — Но я бы лучше остался здесь. Мать хочет, чтобы я после образования к тебе в ученики пошел, бабай, да зачем я тебе нужен буду тогда?
Шаман хмыкнул и тоже почесал за ухоом.
— Мать твоя умная женщина, ты ее слушай внимательно. Помню, когда Апсдай, отец твой, привез ее, хрупкую робкую девчонку, всем строго запретил хоть что-то говорить даже соседям. Видать, сильно она кому-то насолила. Хотя кому по молодости-то? Эх, мрачный и жестокий мир держится на крови и силе. Много в нем есть хорошего и светлого, но и зла тоже хватает. Помни об этом, друг мой, и не дай ему себя испортить. Мир — он как затаившийся хищник, постоянно ждет, когда ты допустишь ошибку. И если ошибешься, не простит. Причем ответ может спросить не только с тебя. Мир способен сломать душу, но если удержишьсяся и не падешь, то станешь таким же, как твой отец.
— А скажи, бабай, — попросил Валерик, — каким он был?
— Так ты, наверное, всех уже спрашивал? — усмехнулся шаман.
— Угу, — смущенно подтвердил паренек. — Но тебя — нет. Не доводилось.
— Да, — согласился шаман, — меня — не спрашивал. Апсдай был замечательным человеком. Большим, сильным и добрым, как Кауакан. Умным, как Гахерис. Веселым, как ты. Мог быть язвительным, как Жекэч. Порой мне кажется, что люди нашего рода имеют какие-то его черты по отдельности, будто Апсдай не погиб, а растворился в нас. Думаю, он был бы рад, что ты едешь учиться, но не стал бы настаивать на образовании, а позволил бы тебе выбрать. Уехать или же остаться здесь и работать вместе со всеми на благо села.
— А мать неволит, — пожал плечами Валерик. — Так что, если я откажусь?
— Проблема свободы воли вечно преследует человека, — заметил шаман многозначительно. — Давным-давно, когда еще в мире были эльфы — а они были, тому есть немало свидетельств, хотя их уже пытаются оспорить — подобные задачи решались проще. Было много богов — кому хочешь, тому и веришь. Или в того веришь. Но пришел Табип, ушли эльфы, затем с остатками старых идей была похоронена и религия Табипистов… хотя и нынче еще существуют секты — наследники старых религий. Но действительная идеология той веры умерла вместе с падением Тратри. Ты ведь знаешь, что такое Тратри?