Страстных поцелуев становится мало: Тиена хочет чувствовать его тело также близко, как и он чувствует ее. Тиена хочет принадлежать ему и чтобы он принадлежал ей. Она как можно скорее помогает избавиться ему от одежды и полностью раздевается сама.
Удивление накрывает ее, когда Джон подминает девушку под себя, как бы показывая, что процессом будет руководить он, а не она, и Сэнд лукаво улыбается, раздвигая ноги, подпуская Сноу настолько близко насколько это пока возможно.
Джон покрывает каждый участок ее кожи поцелуями, спускаясь ниже. Тиене приятно и она едва ли не тает от удовольствия, однако, когда Сноу целует ее между ног, она напряженно выдыхает и не может сдержать стон удовольствия.
Все начинается также быстро, как и заканчивается. Резкий стук в дверь приводит в чувство обоих. Понимая, что новости могут касаться Сансы, Тиена вскакивает с кровати и накинув тунику, бежит к двери.
— Миледи, — мейстер смотрит на девушку. — Принцесса Санса родила…
Когда мужчина замолк, девушку пробил озноб и стало трудно дышать, словно страх приблизился вплотную к ее телу и вцепился ледяными, цепкими пальцами в ее нежную шею. Душу наполнили противоречивые чувства: с одной стороны хотелось узнать правду и принять ее, с другой — не хотелось ничего слышать, несмотря на то, что молчание в данной ситуации можно было сравнить с самой настоящей пыткой…
— Что с ней?
— Она потеряла много крови. К утру ее не станет, она очень слаба.
Сэнд молча отворачивается и смотрит прямо на Джона, который стоит около кровати в полной растерянности от услышанного. Обоих уже не заботит то, что их кто-то увидит и возможно пойдут слухи. Они молча одеваются и выходят из палат, направляясь в покои Сансы.
Первое, что видит Тиена — окровавленные простыни, которые валяются на полу. Служанки кружили вокруг Сансы, поправляя подушки и чистые простыни, промокая ее лоб и подавая воду в те моменты, когда девушка начинала кашлять. Она была в полубессознательном состоянии и лежала на постели практически не шевелясь, и прикрыв веки.
— Милорд, миледи, — к Джону и Тиене приблизилась служанка, качая на руках завернутое в чистую простынь дитя, — родился мальчик.
Сэнд молча протянула руки, желая забрать брата к себе и заключить его в свои объятия. Глядя на это крохотное дитя с черными пушистыми волосами, которые покрывали голову, девушка невольно удивилась, понимая, что Санса была права, когда заявляла, что внутри нее растет законный принц Юга.
Джон приблизился к девушке и аккуратно погладил младенца по голове. Он не смог сдержать улыбку, глядя на своего племянника, который сладко посапывал на руках у Тиены.
Служанки забрали грязные простыни и поспешно покинули покои, чтобы милорд и миледи остались наедине с принцессой. В глазах каждой читалось сочувствие, потому что все уже знали — Санса до утра не доживет.
Джон тихой поступью подошел к кровати, чувствуя, как внутри все сжимается от страха и жалости. Ему не хотелось осознавать то, что Санса умрет, ему не хотелось, чтобы она бросала свое дитя, даже толком не увидев его.
— Джон, — срывается с губ девушки болезненный вздох и она чуть приоткрывает глаза.
Мужчина молча берет ее за руку, которая была ледяной и сжимает. Отчаяние заполняет душу без остатка и он не знает, что должен сейчас говорить сестре, чтобы ей не было страшно.
Тиена подходит к кровати, продолжая убаюкивать ребенка, она надеется, что Санса хоть на мгновение откроет глаза, чтобы взглянуть на своего сына.
— Кто? — вырывается у Старк и она снова прикрывает веки.
— Ты родила чудного сына, Санса, — говорит Сноу.
— Оберон… его имя — Оберон, он во всем должен походить на отца, — вырывается у северянки и она сжимает руку брата крепче. — Я хочу спать, проснусь, когда Оберин приедет, он уже близко.
Тиена молчит, лишь прижимает Оберона крепче к себе, словно хочет защитить это маленькое дитя ото всех невзгод.
Внезапно со стороны окна раздается громкое карканье. Тиена и Джон одновременно поворачивают головы и смотрят на черного ворона, который, снова громко каркнув, слетает с окна.
— Я не умру, — внезапно выдает Санса, как только ворона улетела, — Трехглазый ворон мне сказал. Я очнусь, как только Оберин прибудет и возьмет на руки свое дитя.
Хватка девушки ослабевает и она погружается в сон. Джон продолжает удерживать руку сестры, надеясь, что она говорит правду, что она действительно доживет до утра, поправится, сама вырастит свое дитя.
Он будет надеяться каждую секунду, каждую минуту, каждый час, если это действительно поможет.
***
Ветер был ледяным и пробирал до костей. Сложно привыкнуть к холоду, когда проводишь большую часть своей жизни там, где ярко светит солнце и его лучи нещадно палят.
Глядя на хмурые леса и редкую растительность, Оберин никак не мог понять, что же лучше: бескрайняя жаркая пустыня или унылая ледяная пустошь? Санса выбрала бы холод, тут даже с богами не поспоришь. Она ведь Старк, лед у нее в крови. Мужчина внезапно почувствовал сильную тоску по жене. Слишком много всего произошло, слишком долгой была разлука, ему казалось, что он заглядывал в ее голубые глаза и гладил по огненным волосам целую вечность назад, а ему сейчас было это необходимо.
Смилуются ли боги на этот раз? Оставят все как есть или подбросят новые испытания в виде разлуки, виде войны, в виде чужих смертей? Оберин внезапно словил себя на мысли о том, что слишком устал и он слишком стар для такого. Даже таким людям как он, которые прибывают в вечном жизненном поиске, вольно-невольно, но хочется покоя. А покой ему могла дать только Санса…
Он постоянно поднимал голову, откидывая капюшон и подставлял обветренное лицо холодным порывам ветра, в надежде увидеть очертания величественного Винтерфелла. Как-то он слышал шутку о том, что на Севере, куда не глянь, а Винтерфелл близко или далеко, но увидишь. Стало быть ему идти еще целую вечность, раз замка все нет и нет?
Сгущались сумерки и становилось еще холоднее, чем было днем. Казалось, что северные боги жестоки и суровы — вместе с ночью посылают смерть.
Оберин возглавлял небольшой отряд воинов: часть были те, которые прибыли с ним еще из Дорна, а другая часть — Безупречные Дейенерис Таргариен, которая желала лишь того, чтобы принц прибыл на Север целым и невредимым. Воины спешились на небольшой опушке, чтобы разбить лагерь и развести костер. Внезапно вдалеке послышался волчий вой.
— Сразу видно, — подал голос один из дорнийцев, — на землю Старков ступили.
И Оберин не мог с ним не согласиться.
Холоднее и темнее становилось с каждой минутой. Путники жались ближе к костру, протягивая руки к языкам пламени. А волчий вой не прекращался.
— Мне кажется, или они подобрались ближе? — внезапно подал голос юноша, который пусть и был искусным воином, но все же был самым молодым среди отряда. — Как будто рычат прямо за деревьями?
— Подбросьте веток, пусть костер горит ярче, — приказал Мартелл, поднимаясь на ноги. Ему не было жутко или страшно, волки часто так делают, окружают лагерь и ходят неподалеку, надеясь на легкую добычу, он путешествовал слишком много и достаточно повидал, чтобы пугаться такого пустяка… Оберин чувствовал другое. Кто-то другой смотрит, наблюдает и это не волки.
Внезапно на ветке каркнула ворона, Мартелл, который отошел от костра, слегка вздрогнул и посмотрел наверх. Птица посмотрела на мужчину черными блестящими глазами и улетела. Разве вороны не засыпают с наступлением темноты? Что-то было не так и Оберин это чувствовал. Мужчина прошел вглубь леса, держа кинжалы на изготовке и внимательно смотря по сторонам.