Пять часов! Еще полтора часа до возвращения Чарльза из Лондона. Каждый вечер она ездила на машине на станцию Тенбридж встречать его.
Решив, что пора уже переодеться и собираться на станцию, Люсия вошла в холл гостиницы — помещение с низким потолком, темное и прохладное после залитого солнцем сада. За барной стойкой колдовал над коктейлями лейтенант Виллет. Несколько человек сидели за столиками и пили аперитив.
Джоан Виллет, симпатичная женщина лет тридцати, в аккуратной темно-зеленой форме из льна, которую носила, как она выражалась, «при исполнении», встретила Люсию, когда та поднималась по лестнице к себе в номер.
— Миссис Грин, вам два письма, внизу, у стойки.
Люсия еще не привыкла к своему новому имени — ведь долгих шестнадцать лет она была «миссис Нортон». Все это вдруг показалось ей сценой из какой-то странной пьесы. Она поспешно спустилась за письмами. Может быть, наконец отозвалась Элизабет?
Но ее ждало разочарование. В одном конверте лежал счет, присланный из дома, на втором она увидела знакомый, с сильным наклоном почерк матери.
Миссис Кромер никогда не писала ради того, чтобы сообщить приятную весть. Она всегда жаловалась либо на недомогание, либо на то, что в последнее время ей трудно сводить концы с концами. Поэтому Люсия вскрыла конверт без особого энтузиазма, но тут сердце ее замерло и в следующую секунду еще сильнее заколотилось от радости — из конверта выпал маленький квадратик, надписанный «миссис Нортон» корявым детским почерком. Люсия немедленно узнала руку младшей дочки.
Весточка от Джейн! Она бросилась к себе в комнату, закрылась на ключ, села на кровать и, развернув драгоценное послание, прочла приписку матери:
«Джейн отправила письмо на мой адрес, видимо решив, что ты у меня, поэтому пересылаю его тебе».
Люсия жадно пробежала глазами детское послание — наивное, сумбурное, с кучей ошибок, но каждое слово в нем стоило для матери всех на свете орфографических словарей:
«Мамулечка дорогая!
Скорее возвращайся! Мне скучно без тебя. Мы с Либби два раза ходили на пикник, а на озере видели уток, у одной было шесть маленьких утят. Барбара опять меня дразнит, а Либби говорит, что я плакса-вакса. Неправда, я не плакса! Либби сказала, что нам нельзя тебе писать, потому что ты очень занята и не можешь нам ответить. Но у меня есть марка и остался пенни от карманных денег, а Клара мне дала еще полпенни. Я очень по тебе скучаю, мамочка, скорее приезжай! Люблю тебя, люблю, люблю, люблю!
Джейн».
Люсия дважды перечитала письмо и, во второй раз остановившись взглядом на подписи, горько разрыдалась — слезы градом брызнули из глаз, размывая чернила.
Милая малышка Джейн! Такая маленькая, такая сладкая мамина дочка! Надо же, догадалась сама послать письмо, несмотря на нелепый запрет Элизабет — что за ерунда, будто дети не должны ей писать, поскольку у нее якобы нет времени им ответить!
Барбара — та вся в отца, взрослая и рассудительная, она наверняка поверила объяснению гувернантки и спокойно ждет возвращения матери. А Джейн совсем другая — порывистая, нетерпеливая и ради мамочки готова на все.
Когда Люсия читала письмо, ей казалось, будто дочка стоит перед ней и сама рассказывает про речку, про уток, про свои детские обиды. Подумать только — бедной малышке пришлось просить полпенни у Клары на конверт! Наверняка Клара, добрая душа, понимая ситуацию, сама отправила письмо с почты, без ведома мисс Уинтер!
Значит, Барбара снова дразнит Джейн, а ее, Люсии, нет с ними, чтобы защитить младшую дочь!
Сжимая письмо в руке, она повалилась на постель. Грудь затопила волна отчаяния и горького раскаяния.
— О, Дженни, малышка! — простонала Люсия. — Барбара… Доченьки мои!
Невыносимо было думать о том, что их разлучили, что она не может с ними увидеться, поговорить, приласкать. Она знала, что будет дальше. Джейн больше не сможет отправлять ей письма — Гай и Элизабет об этом позаботятся. Скоро девочкам объявят, что мама никогда не вернется. Барбара немного расстроится, поплачет, но быстро утешится, а Джейн будет этим сражена — она почувствует себя брошенной, преданной. «И это самое ужасное, — думала Люсия. — Джейн перестанет мне доверять».
Хотя письмо Джейн расстроило ее, возбудив мучительные воспоминания и страстное желание обнять дочерей, Люсия все равно не жалела о том, что совершила. Это чувство вины и раскаяния скоро пройдет без следа. В глубине души она знала, что, появись у нее сейчас возможность вернуться домой, к своей прежней жизни, она бы этого не сделала. О, теперь она уже ни за что не согласится вернуться к Гаю и оставить Чарльза!