Но он никогда, ни на минуту не мог заподозрить, что Люсия способна бросить его. Мало того, что его тщеславие было уязвлено, а к имени привлечено нежелательное внимание, — Гай приходил в бешенство оттого, что его жена любит этого проходимца Чарльза Грина. Даже теперь, спустя полгода после внезапного бегства Люсии, он вздрагивал при мысли об интимной стороне ее любви к его счастливому сопернику, молодому, красивому мужчине. Поэтому рассказ Элисон Роупер о том, как она столкнулась с Люсией на юге Франции, вызвал в нем неожиданно сильную волну ностальгии. Тогда, вернувшись от Роуперов, Гай заперся дома один и стал глотать виски, стакан за стаканом, позволяя своему и без того разнузданному воображению разыграться вовсю. Он мысленно проследил, как эти двое возвращаются в отель, как падают друг другу в объятия, оказавшись наедине в номере, причем Люсия делает это со страстным желанием.
Постоянные размышления о жизни Люсии наполняли Гая бессильной яростью, которую он пытался заглушить спиртным. Кончилось тем, что всеми уважаемый Гай Нортон превратился в заядлого алкоголика, которого не узнавали даже самые близкие друзья. Этот человек исходил жаждой мести, но гнев его был обращен не столько на мужчину, который увел у него жену, сколько на женщину, которая так оскорбила его. И отомстить ей он мог только одним способом — с помощью детей. Люсия хотела забрать девочек, но будь он проклят, если позволит ей хоть раз увидеться с ними!
Гай твердо стоял на этом, отклоняя все ее просьбы, призывы к здравому смыслу и мольбы смилостивиться. Он отказался говорить с ее матерью, даже не стал слушать ее жалкие заискивания. Он пропустил мимо ушей мимоходом брошенное замечание Элизабет Уинтер, что «нечестно» так строго ограничивать общение Люсии с дочерьми. Что по этому поводу думали сами девочки, он не знал и знать не хотел.
И вдруг, когда он стоял перед камином, шумно сморкаясь и проклиная жену последними словами, зазвонил телефон. Гай снял трубку аппарата на письменном столе.
— Нортон слушает. — Он всегда так отвечал, кто бы ему ни звонил, причем произносил эти слова с такой важностью и четкостью, как диктор по радио объявляет: «Говорит Лондон».
На другом конце зазвучал знакомый голос — писклявый, очень женственный и в то же время почти детский.
— Гайчик, это ты, мой сладкий? А что ты не пришел? Обещал меня ужинать повести сегодня, негодник.
— Ах да, — буркнул он и нахмурился. Назначенное свидание совершенно вылетело у него из головы. — Прости, Банни, я только что вернулся с работы, — солгал он. — Столько дел навалилось — не мог тебе даже позвонить. И потом, я приболел. У меня простуда. Признаться, я говорю с тобой, лежа в постели.
Голос на другом конце провода немедленно проникся сочувствием и начал давать бесконечные советы, как излечить простуду народными средствами, затем последовал список лекарств, которые нужно пить.
Гай слушал с легким нетерпением. Его собеседница, совсем юная, двадцати с небольшим лет, работала манекенщицей в маленьком элитном доме моды на Бертон-стрит. Вскоре после ухода Люсии он познакомился с Банни в ночном клубе, и они стали встречаться. Девица была неправдоподобно хороша — высокая, идеально сложенная, она очень напоминала Люсию. Но, кроме внешности, больше ей похвастаться было нечем. Уровень интеллекта полностью соответствовал ее прозвищу[1]. «Мозги кроличьи», мысленно называл ее Гай, которому быстро надоедала ее глупая трескотня. Так что его интерес к Банни ограничивался физическим влечением. Втайне он несколько стыдился того, что часто приходил в ее крошечную квартирку в Хаммерсмите, и ничто на свете не заставило бы его появиться с ней вместе на людях.
Сегодня у него не было настроения болтать с Банни, и он быстро прекратил разговор.
— Я позвоню тебе, когда мне станет лучше, — сказал Гай и положил трубку.
Он еще постоял перед камином, погруженный в мрачные размышления, и тут его снова прервали — на этот раз раздался звонок в дверь.
Гай поморщился и неторопливо пошел в прихожую. Ему сейчас было не до гостей. Он уже пожалел, что дал горничной выходной, — любил, когда ему прислуживают, и считал, что челядь всегда должна быть под рукой. Они с Люсией часто спорили из-за этого — та баловала слуг. Правда, они у нее работали с удовольствием и дорожили своей должностью, а он, с тех пор как остался один, сменил уже третью кухарку.