- Не смей спать!
И снова ее возвращают в реальность. В серую, замутненную, бескрасочную реальность. Тусклую, как ее волшебство. Как ее бледный свет, никогда не отливающий теплом. И снова провал.
Сон красочен. Здесь она жива, здесь ее спасение, здесь…
- Не спи!
Она чувствует легкие удары по щекам, болезненно морщится, снова широко распахивает глаза и встречается с очень серьезным взглядом Яна, который склонился над самым ее лицом.
- Прости, прости, я не знаю, как привести тебя в чувство, - он снова хлестает ее по щекам, но Серверджина с трудом удерживает налитую свинцом голову, ее взгляд снова теряет осмысленность. - Нет, не засыпай снова!
Но сон не закончен, он словно полупрозрачная шелковая лента скользит по оголенным плечам, словно крепким обручем обхватывает голову и тянет за собой, тянет вниз, тянет в спасительное… Забвение. Ее голова тяжелеет.
- Нет, ты не заснешь, я тебе не позволю.
Дракон, зачем? Зачем он все это делает? Откуда в нем этот альтруизм? В этом светлом мальчике, лучше всего в школьной программе освоившем именно яды? Откуда? Зачем, зачем…
- Прошу, оставь меня там… - невнятно бормочет она.
- Спокойно, Серв, спокойно, - Дракон, ее называли Миленой, называли игриво-полушутливо Раф, но… - Я знаю, что это опасная штука. Я знаю. Из нее очень сложно выбраться. Я говорил тебе, что хватит, пора заканчивать с этими снами. Но ты продолжаешь сбегать от реальности.
Все верно. Всю жизнь она только и делает, что сбегает туда. Сбегает в яркие моделированные сны, формирирующиеся с помощью собственной магии, собственного желания. Туда, где все легко можно переиграть. Зачем тормошить ее снова. Но в Серверджине шевелится другой вопрос. Когда она успела сказать ему о своих снах? Когда? Неужели тогда, когда вспомнила бурную молодость и приняла…
- Не спи! Не уходи в себя! Не спи.
Провалов и вырываний из них следует еще много. И каждый раз Ян терпеливо вытягивает Серведжину из них, тормоша за плечи, хлестая по щекам, слишком сильно сжимая кисти рук, но не давая ей снова заснуть. Каждый раз она спрашивает то ли себя, то ли его, то ли про себя, то ли вслух: зачем? Зачем он это делает? Зачем?
Но каждый новый провал меркнет по сравнению с предыдущим, тускнеет, яркие краски исчезают, а потом Серверджина понимает, что уже и не спит, смоделированный сон окончательно покинул ее, она сидит на том же диване, на котором и в очередной раз сбежала в спасительную ирреальность. Она пытается вернуть контроль над телом, но оно словно ватное, руки, ноги, все это так плохо слушается.
И не упасть, не откинуться назад ей не дают руки Яна, которые очень крепко держат ее за плечи.
- Серверджина, так нельзя, ты что, решила раньше времени свести себя в могилу?
Она вспоминает. Да, она уже говорила ему. Тогда, однажды, не выдержала, выпила слишком много, и состоялся у них такой внеплановый разговор по душам. Тогда он уже так неодобрительно посмотрел на нее и сказал, чтобы она завязывала. Что это нехорошо. Она еще тогда посмотрела на него, как на несмышленного ребенка, который не понимает особо в этой жизни. А действительно, много ли он понимал в ней?
И все-таки в этот раз возвращаться в реальность как-то… Странно. Может быть, дело в том, что ее никогда не вырывали насильно? А еще может, может быть… Она там настолько долго не задерживалась? Смогла бы вырваться в этот раз сама? Беда в том, что Серверджина не совсем уверена в том, что могла бы сейчас дать положительный ответ.
По ее телу волна за волной пробегает крупная дрожь. То ли от нервов, то ли еще от чего-то. Ну, вроде пару раз у нее такое было. После секса с удачными вроде бы партнерами, но что-то было тогда не так. Тогда, оба пьяные, двигаемые лишь желанием и человеческой природой, в каком-то трансе срывающие друг с друга одежду. Наспех брошенное противозачаточное, бурная ночь, а потом сон. Первые провалы в трезвость, осознание какой-то неправильности при вроде бы удовлетворении. И наспех принимаемое решение о том, чтобы смоделировать спасительный сон. Вот после такого просыпалась она с трудом. Один раз ее тоже достаточно грубо (но не как Ян, он еще пытался аккуратно действовать) растормошили. Смотрели в глаза, пока она с трудом приходила в себя, с раскалывающейся от принятого вчера алкоголя и затягивающего сна головой. Ничего не говорили, одевались и молча уходили.
А она сидела еще некоторое время обнаженная, среди смятых простыней, а по телу пробегала все та же дрожь.
Она вспоминает.
Но в этот раз ее глаза от удивления расширяются, когда она вдруг понимает, что ее заворачивают в теплое одеяло, словно в кокон. И это настолько… Настолько странно, что вопрос сам собой срывается с губ.
- Что?
- Ну и зачем? - мрачно уставляется на нее Ян, присаживаясь рядом. - Зачем, ты можешь мне сказать? - Дракон, оказывается, он умеет смотреть, как его отец. Серведжине бы сейчас застонать, но в ее глазах отражается только… Растерянность?
- Ты понимаешь, что с этим не шутят?
- Ян, - ее хватает только на то, чтобы назвать его по имени, но Серверджина замолкает, снова встретившись с ним взглядом.
- Это, конечно, не астрал, - вдруг усмехается Ян, причем как-то… Зло, отстраненно, по-чужому, что у Серверджины вдруг сжимается сердце, а внутри раздается вопль: пожалуйста, перестань! Пожалуйста, вернись, милый мальчик по имени Ян, у которого не бывает вот такого серьезного взгляда и таких почти ледяных интонаций, от которых внутри от ужаса все сворачивается. Пожалуйста, не надо. - Но тоже опасная штука. Несмотря на то, что эти твои сны ты моделируешь явно с помощью собственной магией, которая вроде бы безопасна, затягивает это так же.
- Причем тут астрал? - чуть удивленно спрашивает Серверджина.
- Не думай, что я тебе читаю просто нравоучения, - Дракон, убери, пожалуйста, эти интонации. Будь таким, каким был ты раньше. Не ломайся, не давай себя сломать, пожалуйста. Да что с тобой. Неужели он так переживает из-за… Из-за нее? Дракон… - Мне отлично знакомо это чувство, когда… Нечто, сильнее тебя во много раз, затягивает. И один ты уже в конце концов не справишься. В моем случае это был астрал.
И она заторможенно слушает, пока он рассказывает. Даже не спрашивая, хочет ли этого она сама. С какой-то поспешностью, той же злостью, пока она зачем-то отчаянно молится про себя, чтобы он замолчал или хотя бы… Хотя бы заговорил так, как раньше.
Но Серверджина слушает все, до самого последнего слова, а Ян все говорит и говорит. Она узнает и про то, как его родители приняли решение родить его на свет, и как он сходил в астрал и какие (не)последствия оттуда вынес. Что если бы не вмешательство знакомой ведьмы, кто знает, рассосалась бы эта связь сама собой или нет.
- Я ни за что не сунулся бы туда просто так, - сухо продолжает Ян. - Но даже когда я ходил туда с определенной целью, мне хватило ума прекратить это, когда я почувствовал, что ситуация вышла из-под моего контроля. А ты продолжаешь моделировать свои сны снова и снова. Зачем ты намеренно себя губишь?
Он чужой. Абсолютно чужой. Хотя он всегда был таким, но сейчас особенно. Серверджина не хочет признаваться, но ей страшно, она понятия не имеет, как вести себя с таким Яном. Видел ли кто-нибудь его вот таким?
- Зачем ты вообще вытаскиваешь меня? - она все-таки не может не спросить его. - Зачем тратишь силы на…
- Может быть, потому что мне не все равно, что происходит с тобой, Северджина? - а вот это сказано, пусть и с теми же ледяными интонациями, которые словно стальные иголки закрадываются под кожу, но с какой-то поспешностью и… Укором?
А вот Серверджине почему-то рассмеяться хочется.
- Не надо, - мотает она головой, все также завернутая в одеяло, - не надо врать. Ты любишь ее.
- А ты сбегаешь в сны к моему папе, - парирует Ян и, встречаясь с ошарашенным взглядом Серверджины, поясняет: - Тогда ты все мне рассказала.