Будь Серверджина не сдержанной, воспитанной в традициях аристократии Эраклиона и рода Рафстер, с обязательным умением держать лицо и выходить победителем из любого сражения, она бы, может, и сделала так. Будь она горячее, эмоциональнее, порывистее, она бы так и поступила. Увы, упрямство не всегда шагает рука об руку с упрямой головой.
Но сегодня держать лицо с каждой минутой становится все сложнее и сложнее. А то, что она уже давно уронила его, Серведжина понимает только сейчас, все еще лежа на его плече.
И - что самое главное - он так и не высказал ни слова против.
- Слушай, - наконец после некоторого времени молчания задумчиво, но все еще взволнованно говорит Ян. - Серверджина, ты можешь сделать то, что я тебя прошу? Пожалуйста, - и это так звучит, что Серверджина готова сделать что угодно, лишь бы он перестал, перестал так печалиться. - Иди спать, пожалуйста. Тебе нужно поспать, ты и сама знаешь. Но… Без моделирования. Пожалуйста.
Серверджина не говорит слов “после того, что было, я уже не смогу заснуть”.
- Хочешь, я могу остаться с тобой? - предлагает Ян, и Серверджина резко поднимает голову, глядя на него как-то… Даже серьезно.
- Зачем? - а в голосе - сталь. Почти как всегда. Но дрожь-то тоже пробивается.
- Тебе нельзя сейчас оставаться одной, - замечает Ян. - Если хочешь, мы можем спать сегодня вместе.
- Спать?
- Да, спать, - уверенно повторяет Ян, но тут же поспешно уточняет. - Без секса, Серв. Я имею в виду, я просто могу заснуть рядом с тобой, чтобы ты… Не чувствовала себя одинокой.
И снова у Серверджины в горле образуется противный ком. Спать… Никогда и ни с кем просто так в одной кровати она не спала. Заснуть с кем-то для нее уже давно стала синонимом “сначала потрахайтесь после того, как хорошенько надрались”. До беспамятства, с теми, голубенькими. Потрахаться и вырубиться, чтобы было все равно, с кем, где и по какой причине. В такие моменты все равно ни один не замечл другого - каждый находился глубоко в самом себе.
Даже с Яном она не спала… Вот так. Просто ей даже в голову это не приходило.
- Хорошо.
- Тебе нужно в душ, Серв, - Ян по-прежнему обнимает ее, - и приготовиться ко сну. Мне тоже. Давай, чтобы было быстрее, сразу телепортируемся в твою комнату?
Серверджина лишь согласно кивает. Когда живешь в огромном родовом поместье, где большинство комнат пустует, где чувствуешь себя своим-чужим, где вроде бы близким людям нет друг до друга ровным счетом никакого дела и все сразу же стремятся разбежаться по своим покоям, то тогда меньше всего заморачиваешься по поводу того, кого приводят твои вроде бы родные и кого приводишь ты сама.
Ян очень аккуратно переносит их обоих в ее комнату, путь к которой он уже успел запомнить - сколько раз он прерывисто дышал на огромной кровати с шикарнейшим балдахином - в лучших традициях богатых семей.
И свой пристроенный к спальне Серверджины душ - чтобы хранить свои секреты и чтобы никто не покусился на ее пространство. Ян отправляет ее прямиком под струи горячей воды. Почему-то Серверджине кажется, что он вполне мог стоять под дверью все это время, просто карауля, чтобы она не отключилась прямо там. Нет уж, она не настолько… Как он думает.
И все-таки под горячими струями Серверджина думает обо всем и одновременно ни о чем. Выскальзывает она - заходит Ян, и на какое-то время она остается одна, в полутемной тишине спальни.
- Я никогда не понимал, как можно спать на таких огромных кроватях, - Серверджина цепенеет, когда Ян легко пробирается к ней и снова закутывает ее в одеяло, наглейшим образом сминая прекрасную композицию, которую прислуга, работающая на Рафстеров, так тщательно сооружала утром.
- Вообще-то так не…
- Вообще-то ты по-прежнему дрожишь, - замечает Ян. - По-моему, эта огромная кровать с такими холодными одеялами, которые толком и тронуть нельзя, - просто издевательство.
Возможно. Она не думала об этом.
Просто не осталось сил на такое. Но вдруг Ян делает что-то странное, что заставляет Серверджину вздернуть брови от удивления. Он не устает поражать. Легко скользя по ее щекам большими пальцами, он осторожно распускает ее забранные волосы и тихонько гладит ее по вискам.
Серведжина с сомнением замирает. Не приятно, но и не мерзко. Странно. Она никогда в этом не нуждалась. Но попросить его прекратить почему-то не хочется, так же, как и убирать голову с его плеча тогда.
- Папа всегда так успокаивал маму. Это всегда действовало, - видя ее замешательство, поясняет Ян.
- Я знаю. Я знаю его потребность в нежности. Мне она никогда не нравилась, и я делала все, чтобы ее искоренить.
- А сейчас нравится?
- Не знаю.
- Хорошо.
Странные ощущения.
Но это почему-то почти укалывает сейчас. Это его снисходительность, почти такое себе превосходство.
- Я знала о нем больше, чем Анастейша, больше, чем ты, больше, чем он сам, - он должен понимать, в каких отношениях она состояла с его отцом. Пусть и в собственных снах. Должен знать, что ей известно о нем.
- И все же это не помогло тебе построить с ним счастливых отношений, так? Знать не значит принимать.
Так? Наверное, так. Странно, что такие мысли приходят ей в голову. Но Серверджина слишком, слишком слаба, чтобы как-то спорить. Возможно, он прав, возможно, нет. Силы словно покинули ее тело, и больше всего ей хочется просто забыться. Неважно, как, лишь бы просто уснуть. До утра. Пусть даже и обычным бесцветным сном.
Однако позже, ночью, возможно, почти в четыре она просыпается. Шевелится, возится в постели, со вздохом понимая, что забыть сегодня крепким сном - несбыточная мечта. Но оказывается, не спит она одна.
- Не волнуйся, ты заснешь еще раз, - шепотом говорит Ян.
- С моделированным сном такого не было бы.
- Все люди могут просыпаться несколько раз за ночь. Ты заснешь, время еще есть. И я рад, что ты все-таки сдержала обещание и ничего не моделировала, - в его голосе и правда слышится радость. А Серверджине почему-то приятно, что она не подвела его в такой пустяковой вещи. И поэтому, и еще по какой-то причине делится самым сокровенным, что у нее осталось: всем, что касается моделированных снов.
- После них входить в нормальный режим всегда сложно.
- Ничего. Это не страшно. Ты же не страдаешь бессоницей? Ты проворочаешься какое-то время, а потом усталость все равно возьмет свое, и организм вырубится. Все хорошо. Нет ничего такого в том, что ты сейчас проснулась. Если ты не забылась сегодня крепким сном до утра, значит, в этом нет необходимости.
Он говорит, и кажется, что все в этом мире легко и просто. Жаль, что это немного не так. Но почему же ему хочется верить?
- Джина, - успокаивающе произносит Ян, - все будет хорошо. Ты обязательно заснешь сегодня еще раз. Если ты устанешь, то заснешь, но если нет… Значит, тебе было достаточно.
Но она слышит только одну вещь из всех его слов.
- Джина?
- Ну да, Джина, - Ян, кажется, немного смущен. - Твое имя все-таки длинное, и мне кажется, его все-таки стоит как-то сокращать. Я думал, как лучше… Серв… Мне кажется, слишком бесцветно для тебя. Ты же не против, чтобы я тебя сокращал? - вдруг его интонации меняются.
Серверджина чувствует себя слишком уставшей, чтобы вздергивать бровями от изумления. Ее сокращали по-разному. Каждый на что горазд. Она сама заставила Велигда Лайтмера сократить ее имя, не спрашивая, нравится ему это или нет. А Ян еще и разрешения спрашивает. Единственный, надо сказать, кто спросил у нее это чертово разрешение. И это…
- Я не против. У меня много вариантов сокращений имен, - как-то глухо произносит она.
- Знаю. Милена, Раф, Серв, Джина, Джин… Даже перечислять не буду. А какое нравится тебе? - Ян по-прежнему улыбается. Как бдуто это более чем нормально - то, что она прервала его сон. Будто он по-прежнему не злится. И частенько так болтает посреди ночи.