Не заботясь об эстетичности выражений, спросил:
- Ты что здесь забыл, недоумок? Твоя шавка, вроде, распиналась, что ты не собираешься вмешиваться.
- А я и не вмешиваюсь, – заверил Савада, зеркально отображая готовность в бою. – Я мимо проходил.
Раньше в таком положении Савада стал бы краснеть и заикаться, но он давно перестал опасаться Занзаса. Дышать без сжимающего глотку предчувствия беды оказалось намного легче. Тем более, стало не до этого, когда Киоко родила замечательную девочку, после долгих споров названную Джорджиной – характером удавшуюся не иначе как в Реборна. Гокудера в ней души не чаял, всевозможно развлекая и задаривая подарками девчонку.
Занзас криво усмехнулся, а Тсуна, не меняясь в лице, предупредил:
- Они выстрелят через девять секунд. Семь пуль. Три в корпус, две по ногам и одна в голову.
Мужчина кивнул, перезаряжая пистолет. Даже раненный он посчитал ниже своего достоинства использовать пламя, поэтому пользовался обычными пулями. Перекатившись под другой обломок, заодно погасил освещавшую продолговатый коридор лампочку. Часть коридора погрузилась в полумрак.
Тсуна стоял у той же стены, прислонившись к ней спиной и затылком. В коридор зашли люди, и тут же раздались звуки выстрелов – тех самых, о которых нашёптывала интуиция. Он ненавидел эти звуки, равно как и стоны умирающих, поэтому морщился, пытаясь в мыслях отстраниться от насущного «бардака». По его мнению, можно было поступить помягче, но эта мысль перебивалась рациональным, пусть и жестоким выводом: мафия – это семья, выжившие отомстят, предавшие семью – крысы, которых оставшиеся пантеры обязаны беспощадно сожрать. Во имя выживания их клана.
Именно поэтому, передёрнув плечами, Тсуна, ни секунды не сомневаясь, пристрелил последнего из группы, судорожно тянущегося к своему пистолету.
Занзас скривился – иронично, мол, за столько времени ещё не привык? Савада пожал плечами, перезаряжая пистолет, и, включив связь с Гокудерой, поинтересовался в динамик:
- Облава закончена?
- Да, Джудайме, остались только те, кто кинулся врассыпную. А Вы где? – тон приобрёл подозрительные нотки. – Ирие проверил, датчики показывают, что сейчас в округе нет никаких чужих группировок – только свои.
- Я м-м-м… неважно. Ладно, до встречи, – Десятый быстро оборвал сигнал, радуясь, что на его одежде нет маячков и прочих следилок.
Занзас теперь тоже с кем-то разговаривал, жутко ругаясь и ежеминутно на полном серьёзе угрожая прикончить определённых подчинённых ему субъектов. Согласовавшись с собеседником, босс Варии неуважительно поинтересовался:
- Так какого чёрта ты здесь ошиваешься?
- Я… ну-у-у… – та же опера. Савада никогда не любил и не умел врать. – Понимаешь, я решил проверить некоторые доводы Такеши-сана.
Кажется, вышло прилично. Шатен слабо, будто извиняясь, улыбается своему теоретически подчинённому. Взгляд Занзаса говорит сам за себя, и только мужчина хочет прокомментировать всё действо, когда Савада вспоминает, что его, в общем-то, здесь быть не должно. Поэтому, наспех попрощавшись, он выскакивает в разбитое окно. Хотя выскакивает, а точнее – вылетает – это громко сказано – скорее, поспешно скрывается, стараясь, чтобы его никто не заметил.
Вслед звучит только привычное снисходительное: «Мусор», – и едва различимый стон боли.
«Потерпевшему» остаётся ждать подмоги, однако это кажется слишком мерзким и низким – кого-то ждать. Большая честь, коей удостаивались только Девятый с Десятым. И Занзас, собирая последние силы, поднимается, цепляясь за стену. Скользя по ней целой рукой с пистолетом наготове, босс Варии часто и громко дышит. Рука висит плетью, ноги путаются – он переоценил себя, но гордость неизменно побеждает, принуждая шаг за шагом продвигаться к двери выхода. Встреться ему кто-то из уцелевших врагов, и тот без труда пристрелил бы еле движущуюся мишень. Накатила жуткая слабость, когда адреналин и эффект «присутствия» Савады сошёл на нет.
Но Занзас был собой неимоверно доволен – главную задачу он сумел выполнить, а именно: ни разу не прикоснуться к Вонголе за месяц. И эту грандиозную победу он позже отпразднует бутылкой лучшего виски.
Если выживет.
Ч-1.4
Тсуна стоял у колыбели, в которой преспокойно спала его дочь. Колыбель мерно покачивалась в такт дыханию ребёнка. Это умиротворяло.
Рядом на кровати отдыхала Киоко. Она редко надолго расставалась с дочерью, а если и разлучалась, то оставляла её только на попечение трёх человек, которым верила больше, чем себе: Тсуне, Реборну и, как ни странно, Хибари. Второй также являлся крёстным, но этого можно было ожидать – вряд ли бывший аркобалено позволил бы занять сию «должность» кому-то, кроме него.
- Не жалеешь? – спросил Савада супругу.
- Ни секунды, – решительный ответ.
Укрывшись одеялом, в ворохе подушек, девушка выглядела особенно трогательно и беззащитно. Возможно, именно это подкупало большинство её любовников, не способных поверить, что тонкая девичья рука при необходимости способна без колебаний нажать на курок. Общаясь с Киоко, как-то неуловимо забывалось, что она жена мафиози. Иногда «вспомнившие» пытались надавить, шантажировать, однако вовремя вмешивался кто-то из семьи. Например, Рёхей. Или Ямамото – особенное впечатление производила его солнечная улыбка, от которой временами по коже пробегал мороз даже у самых закалённых «казанов».
Киоко мягко улыбнулась, наблюдая за машинально поправляющим одеяло дочери Тсуной. Попросила:
– Поспишь со мной сегодня?
Десятый задумчиво кивнул. Снял накинутый халат, оставаясь в одних лёгких штанах, и устало потянулся: завтра намечалась общая тренировка, совещание, а ещё встреча с Дино и разбор очередных бумаг – следовало хорошенько выспаться.
Юркнув под одеяло, он почувствовал, как прижалась к нему супруга, положив голову на его плечо – сегодня она действительно решила остаться дома. Этой ночью никаких развлечений и любовников.
Отношения между супругами Савада нельзя назвать нормальными, руководствуясь обычными категориями, но для них они являлась естественными – как при вдохе, когда впускаешь в лёгкие глоток кислорода.
Они не изменяли друг другу в привычном употреблении этого слова: теперь Тсуна знал о каждом из любовников Киоко, а сам и вовсе ни с кем не спал, словно ему чужда жажда плоти и остальные соответственные потребности.
- Знаешь, – с губ девушки слетел неслышный выдох, – если бы ты захотел, я бы отдала тебе всё…
Маленькое откровение. Совсем небольшое, но невероятно исключительное.
- Знаю, – полная горячей признательности улыбка. – А ты должна знать, что я, не задумываясь, отдам жизнь за вас обоих.
Киоко притворилась спящей: она понимала, что сказал супруг, равно как и то, чего он не сказал.
«Отдам жизнь. Не сердце. Я не волен управлять им», – звучало у неё в голове Его голосом.
Нащупав на тумбочке пульт от люстры, Тсуна выключил свет. В последней вспышке тускло блеснули парные обручальные кольца на безымянных пальцах.
В колыбельной Джины негромко покачивалась деревянная музыка ветра.
Ч-1.5
- Врооой! Босс, Вы собираетесь идти или нет? – Скуало в официальном костюме стоял в кабинете Занзаса, пытаясь куда-нибудь притулить меч, чтобы охрана разрешила прихватить его с собой.
Глава Варии посмотрел на своего командора несколько флегматично и, допив нечто алкогольное в круглом стеклянном бокале, без предупреждения швырнул его в Суперби. Наученный горьким опытом мечник одним движением увернулся – сей опыт стоил ему кучи ушибов и многих лет тренировок.
- Пошёл нахер, мусор. Я приду, когда захочу.
На самом деле Занзас вообще не был уверен, хочет ли он идти.