— Ничего, не страшно. Дома строим сейсмостойкие и сами проверим на прочность.
— Что, сами будете трясти землю? — полюбобытствовал Амирхан, пряча в глазах хитрую усмешку.
— Да, сами.
— Ну, ну, посмотрим, — глубоко вздохнув, говорит Ашурали, он давно, кажется, в душе смирился, а вот признаться себе в этом не находил сил.
Что это там вдруг так поразило Ашурали? Тем более после всех пережитых удивительных потрясений. Старики повернулись в ту сторону, куда показывал Ашурали своей дрожащей старческой рукой. Там, напротив, был обрывистый скалистый склон, выше которого, на горном плато, среди желтеющего дубняка раскинулись приветливые дома нового города Дубки, первого города рабочих-строителей в горах.
— Где? Где? — Все стали напряженно всматриваться.
— Вон там, там, где гнездо орла, ну метров на двести левее скалолаза…
— Ну и что там?
— Как «ну и что», протри глаза и посмотри.
— Птица какая-то…
— Но какая?
— Орел, что ли?
— Какой там орел, — с досадой буркнул Ашурали.
— И что может быть в гнезде орла, кроме орла? — удивляется Дингир-Дангарчу.
Ох, этот Ашурали, куда он их привел!..
— Куда ты хочешь? Никак на стройку? — спросил его час назад Дингир-Дангарчу, ведь, насколько ему известно, его друг никогда раньше не интересовался стройкой.
— Да, только с этой стороны каньона. Я хочу тебе показать одну удивительную вещь.
— Я все там видел, насмотрелся и надивился.
— Нет, нет, того, что я хочу показать, ты не видел. Эй, у кого бинокль есть захватите… да и кое-чего… — А что он подразумевал под словом «кое-чего», кажется, поняли все.
И Ашурали с Дингир-Дангарчу пошли впереди, за ними последовали и другие горцы, свободные от забот. В ауле подумали, что старики хотят подняться на скалистую вершину, откуда видно предгорье и даже Чир-Юртовское море в низине, где Сулак вырывается из теснин и разливается на просторе. Видимо, отцы гор решили отдохнуть от тревог. Попутно они забрели в магазин, чтобы выйти оттуда не с пустыми руками. А секретарь сельсовета Абала Абдал-Урши, увязавшийся с ними, захватил и бинокль.
— Орлы давно уже покинули наши места, — вздыхает теперь Ашурали. — Хорошенько смотрите… Или вы настолько ослепли, что белое от черного не можете отличить?
— Да, это не орел, — говорил, глядя в бинокль, Абала Абдал-Урши. — Эта птица поменьше, да и цвет ее… Это белая птица.
— Вот именно, белая, но что это за птица?
— Не может быть! — о чем-то догадавшись, воскликнул Дингир-Дангарчу, потом встал, бесцеремонно вырвал из рук секретаря сельсовета бинокль и поднес к глазам. — Не может быть!..
— Вот и я так думал, — медленно опустился на свое место Ашурали.
— Неужели здесь, в наших горах…
— Но что там за птица, что так удивляет вас?
— Чайка.
— Чайка?
— Какая чайка, откуда чайка?
— Ну-ка, дайте и я посмотрю!
— В гнезде орла белая птица.
— Да, чайка в гнезде орла.
— Вы послушайте, какая она крикливая, эта птица, — заметил Ашурали и протянул пустой стакан Амирхану: — Вина мне налей!
Молча, по очереди брали горцы бинокль и удивленно смотрели на диковинную, непривычную для этих мест птицу — чайку. Никогда ранее не залетала она сюда, здесь веками слышен был только редкий, глухой клекот орла, здесь лишь орлы вили себе гнезда да дикая пчела откладывала мед в недоступных нишах скал. Вот она, белая птица, — предвестница нового в горах Чика-Сизул-Меэр. Раз эта птица здесь, то быть и морю в этом каньоне, о чем утвердительно хочет сказать чайка, занявшая гнездо орла. Все молча уселись за трапезу. Никто не думал, что этой новостью так будет поражен Дингир-Дангарчу, он вытер даже украдкой слезу, невольно накатившуюся на глаза, и сидит бледный, будто куст ежевики у пыльной дороги. И вдруг всем стало грустно.
Чайка вылетела из гнезда орла. Птица белая, чайка длиннокрылая, залетела ты от моря Чир-Юртовского, ввергнув в смятение души старых горцев.
Чайка — белая птица — в горах Чика-Сизул-Меэр.
— Добрый день, отцы. Вас, я вижу, что-то удивило? — обратился к старикам, поднявшись к ним со стороны обрыва, один из скалолазов, тянувший за собой трос, привязанный к широкому ремню. — Не удивляйтесь, это добрая птица. Чайка — вестница нового.
— Ты много говоришь, парень, даже не дал ответить на твое приветствие, — прочувствованно заметил хмурый Ашурали. — Налейте вестнику нового.
— Нет, спасибо, не пью, — проговорил скалолаз, сняв шлем и вытирая лицо вынутым из нагрудного кармана платком.