Став начальником генштаба, Шомрон вызвал бригадного генерала Авигдора Кахалани и разъяснил ему, в чем отныне будут заключаться его обязанности.
— Могу я рассчитывать на получение звания генерал-майора? — прямо спросил Кахалани. Шомрон пожал плечами и, не глядя на него, сухо ответил:
— Этот вопрос будет решаться через полтора-два месяца.
Спустя полгода Кахалани вновь явился к начальнику генштаба. Шомрон был преувеличенно любезен.
— Сейчас о твоем повышении нечего и говорить, — сказал он и улыбнулся. — У нас теперь другие критерии, и тебе придется запастись терпением.
Глядя ему в глаза, Кахалани спросил:
— В генштабе изменилось мнение обо мне? Я не справляюсь со своими обязанностями?
— Ну что ты, — поспешно ответил Шомрон. И после паузы добавил: — Надеюсь, вопрос о твоем повышении решится в течение года.
Кахалани обратился к Рабину. Министр обороны встретил национального героя в дверях своего кабинета. Долго жал руку. Внимательно выслушал.
— Если моя военная карьера заблокирована, я подам в отставку, — закончил Кахалани.
Министр обороны молчал, разглядывая какой-то узор на своем письменном столе. Потом поднял голову.
— Не спеши, — сказал он, стараясь придать теплоту своему голосу. — До парламентских выборов в армии не будет никаких новых назначений. А там посмотрим…
Кахалани не подал в отставку. Одному из своих друзей он сказал:
— Не понимаю, какая связь между выборами и присвоением мне очередного воинского звания. Но я подожду еще. От них я требую только одного. Чтобы мне сказали, получу я звание генерал-майора или нет.
Пришло лето 1988 года. Кахалани узнал, что несколько его товарищей получат звание, которого он так добивается.
— Я рад за них, — прореагировал он. — Все они отличные офицеры. Но я не думаю, что уступаю им в чем-то. Шомрон дал мне понять, что в конце концов я получу то, что мне полагается. Но сколько я могу ждать? Я не хочу выглядеть смешным…
Шомрон же, словно отвечая Кахалани, сказал журналистам:
— Да, я говорил с ним, но ничего ему не обещал.
В августе 1988 года Кахалани собрал своих офицеров в штабе бронетанковых войск. Голос его звучал просто и буднично, как обычно.
— Я подаю в отставку. Через несколько дней меня уже не будет в этом кабинете. Если у кого-то из вас есть просьбы или претензии ко мне, то сейчас самое время все закончить.
Кахалани умолк. Все молчали. Комментируя предстоящую отставку Кахалани, Рафаэль Эйтан сказал:
«Я слышал в свое время о решении не повышать его в звании. Мне это не понравилось, и я даже говорил о Кахалани с министром обороны. Рабин прямого ответа не дал. „В этом году он не будет генерал-майором. В следующем — посмотрим“, — закончил Рабин разговор на эту тему».
Рафуль развел руками и продолжил: «Я думаю, что уход Кахалани — большая потеря для армии. В газете я видел недавно карикатуру. Солдаты всех армий стоят, выстроившись в шеренгу. Все одеты безукоризненно, побриты, подтянуты. У всех бравый вид. И лишь израильский солдат, расхристанный, с развязавшимися шнурками на ботинках, патлатый, небритый, производит жалкое впечатление. Кахалани — один из тех, кто мог бы подтянуть дисциплину в армии. И вообще, сколько у нас есть офицеров с таким боевым опытом, как у него? Но хуже всего, что генштаб не выполнил данных ему обещаний».
Узнав об этих словах Рафуля, один из старших офицеров досадливо поморщился: «Рафулю лучше бы вообще не лезть в это дело, — сказал он. — Ведь это Рафуль первым заблокировал карьеру Кахалани. Кто не дал ему взять Сидон и поручил это дело Ицику Мордехаю? Я помню, с каким пренебрежением отзывался Рафуль о стратегических способностях Кахалани. А сегодня он его защищает. Надо же принципы иметь. С другой стороны, нельзя судить о профессиональных качествах наших офицеров по Ливанской кампании. Иначе пришлось бы выгнать две трети из них…»
А вот что сказал офицер, прослуживший рядом с Кахалани много лет: «Он не стерпел бы обиды и от Господа, и поэтому поставил наше командование перед дилеммой: или вы исправляете причиненную мне несправедливость, или я ухожу. И ему пришлось уйти, потому что он достиг потолка своей карьеры. У нас ведь как? „Ага!“ — понимающе переглядываются люди, когда речь идет об офицере, не получившим повышения. „Видно, он того… Что-то с ним не в порядке“. Ерунда все это. Все в порядке с Кахалани. Просто в генштабе решили, что есть офицеры, больше, чем Кахалани, соответствующие сегодняшним критериям при отборе высшего командного состава. Ну и что? Кахалани все равно остается прекрасным офицером».