— Неужели ты не понял? — ответил он с раздражением, — „Эдмонд“ передал со мной первоклассный материал.
Мне стало ясно, что он имеет в виду. Никогда не следует испытывать судьбу без явной необходимости.
— Жди, — сказал я. — Через пять минут тебя подберут мои люди и привезут сюда.
В мой кабинет он вошел в мокрой одежде, но с видом триумфатора. Молча протянул большой плотный конверт и улыбнулся.
— „Эдмонд“ сказал, вручая эту штуку: „Лети как птица“. Я взял „эту штуку“ и раскрыл конверт. 38 машинописных листов лежали на моей ладони. Читая их, мне пришлось несколько раз ущипнуть себя, дабы убедиться, что это не сон. Передо мной была полная стенограмма Хартумской конференции. Не отчет, не протокольная запись, не пересказ с чужих слов. Официальная стенограмма, зафиксировавшая каждое слово, сказанное арабскими лидерами.
Чертов „Эдмонд“, каким-то чудом раздобывший документ, не потерял ни минуты, понимая его исключительную ценность. Он сразу же вернулся из Хартума в Амман, и наш человек рванулся в путь, как почтовый голубь.
С трудом оторвавшись от увлекательного чтения и переведя дух, я позвонил своему боссу.
— Мне кажется, что тебя это заинтересует, — сказал я официальным сухим голосом. — В моих руках полный стенографический отчет Хартумской конференции.
Начальник, не дослушав, бросил трубку и через минуту был у меня. Первым делом мы, конечно, скопировали листы. Одну из копий тут же отправили начальнику разведки генерал-майору Аарону Яриву. Две другие дали лучшим нашим переводчикам, и они же взялись за работу. Из моего кабинета разлетелись посыльные. Один доставил копию начальнику генштаба Ицхаку Рабину. Второй вручил такую же копию министру обороны Моше Даяну. А третий передал стенограмму лично в руки премьер-министру Леви Эшколу.
Не прошло и суток после закрытия конференции в Хартуме, а израильское руководство уже было в курсе всех произошедших там событий.
Мы, разумеется, позаботились о том, чтобы в мировую печать просочились сведения об острых разногласиях между арабскими руководителями, проявившихся в Хартуме с такой силой, что конференция чуть было не закончилась скандальным провалом.
Это был огромный успех израильской разведки. Тем более впечатляющий, что американские наши коллеги, тоже пытавшиеся раздобыть нечто подобное, сели в лужу. Им какие-то ловкачи умудрились всучить фальшивку за немалую сумму.
Мы же, как водится, отблагодарили „Эдмонда“ за ловкость и оперативность. Он получил чек, который сам расценил как награду, достойную его усилий».
«Эдмонд» был одним из очень немногих наших агентов, работавших на нас не ради денег, а по глубокой внутренней убежденности. Он опередил свое время и своих братьев-палестинцев на много лет. Революционность его мышления выражалась в твердой уверенности в том, что существование Израиля — свершившийся факт, и нет такой силы, которая стерла бы его с карты Ближнего Востока.
Жил «Эдмонд» в Иордании, но считал себя палестинцем. Иорданскую верхушку презирал, называл их «дикарями пустыни», открыто издевался над «смехотворным государством, созданном бедуинскими кочевниками».
Каждый раз, когда мы с ним встречались, он со смехом рассказывал анекдоты, дающие наглядное представление об интеллектуальном уровне бедуинских офицеров иорданской армии. Если бы это не звучало абсурдно, то «Эдмонда» вполне можно было бы назвать убежденным сионистом.
Несколько лет назад этот незаурядный человек умер в Иордании после тяжелой болезни. Его оплакали жена, дети, многочисленные родственники. Никто не подозревал о его двойной жизни, о том вкладе, который он внес в укрепление безопасности Израиля.
Семья его пользуется в Иордании почетом и уважением, а в Израиле есть кому постараться, чтобы она и в дальнейшем наслаждалась покоем и благополучием. Лишь несколько человек знают, кем в действительности был «Эдмонд», и они унесут эту тайну с собой в могилу.
Небо в алмазах
Шабтай Калманович
Шабтай Калманович жил всюду и нигде. Даже его жена Таня, месяцами сибаритствовавшая на вилле в Каннах, даже его ближайшие друзья никогда не знали, где он находится в данный отрезок времени. Как Агасфера, гнала Калмановича неведомая сила из страны в страну, с континента на континент.
Впервые Калманович посетил Москву с израильским паспортом в мае 1987 года, в разгар перестройки. Шестнадцать лет прошло с тех пор, как он прибыл в Израиль неизвестным репатриантом. Никто не знал, чем Калманович занимался в Москве, но сам факт своего визита он не только не скрывал, но даже афишировал. Из Москвы Калманович прилетел в Лондон, в свои апартаменты на тринадцатом этаже отеля «Шератон-парк», и сразу созвал гостей. Один из них вспоминает: