Джейн смогла только кивнуть.
– Тогда впредь я не хочу слушать о расставании, какими бы прекрасными ни были стихи, – Квентин улыбнулся. Его глаза заблестели в тусклом свете керосиновой лампы. – Во вторник утром твой отец уезжает в Бат, так?
– Вместе с мужем тётушки Эбби, – подтвердила Джейн.
– Ты проводишь его, а вечером мы с тобой тоже уедем отсюда.
– Куда?
У неё затряслись руки, и Квентин крепче сжал их. Нет, Джейн не испугалась его слов. Она боялась, что он не предложит.
– Куда захочешь! Можем тоже отправиться в Бат, и я наконец попрошу у мистера Олдриджа руки его дочери. Потом в Италию или Францию. А помнишь ту красивую открытку – Виль д'Авре! Как звали художника?
– Камиль Коро, но… – Джейн не удержалась от гримасы. – А как же, милорд, ваша учёба, наследство, обязательства и достойная партия, какую не отыскать среди постной прослойки среднего класса?
Квентин оскалил зубы.
– Ваши слова оскорбительны, миледи!
– Ты мечтатель, Квентин, – Джейн потрепала его по щеке.
– Я мечтатель особый – влюблённый, поэтому не боюсь трудностей. Веришь мне?
Конечно, Джейн верила. Но к своим двадцати годам единственный наследник графа Хэлброка едва ли успел столкнуться с трудностями серьёзнее, чем выбор подходящих к костюму запонок.
Джейн поцеловала его – и Квентин всем телом прижался к ней, приняв это за ответ. Его губы ещё хранили вкус деревенского молока, которым накануне вечером их угощала мадам Мартен, и это почти перебивало аромат дорогого французского одеколона. Квентин подхватил её за талию – снял с прилавка, но на пол не опустил. Не прерывая поцелуй, они раскачивались в такт воображаемой музыке, за которую в «Лавке чудес» некогда отвечал старый граммофон.
Кажется, Квентину хотелось закружиться и взлететь. А Джейн отчаянно тянула носочки, пытаясь нащупать пол и убедиться, что под ногами ещё осталась твёрдая почва.
Глава 3 – Колдун, чулок и ответы
Недавно Квентин уже пребывал под воздействием чар, и воспоминания об этих часах ощущались звенящим холодком за ушами. Сегодня он сам подверг себя заклятию под названием «украденный поцелуй» и теперь страдал от побочных эффектов.
Понравилось ли ей? Почувствовала ли она, вспомнила хоть что-нибудь?
Квентин пропустил обед. Он не оказывал должного внимания посетителям и спохватился лишь тогда, когда занёс печать над очередным бланком.
– Часы, которые идут наоборот, – прочитал он вслух, – и антикварная лампа?
Квентин поднял взгляд. Перед ним на стуле для посетителей нервно поёрзывала старушка. Аккуратненькая такая, неприметная: она всё щурилась и прикладывала ладонь к уху, демонстрируя одновременно плохое зрение и слух. Руки её скрывали перчатки, а пучок из седых волос удерживала не по возрасту пёстрая оранжевая ленточка.
– Что ты говоришь, внучок? – Старушка подалась вперёд и крепче сжала кожаный саквояж, который держала на коленях.
– Могу я посмотреть, что у вас там?
– Нет, не можешь, – она улыбнулась и с любопытством уставилась на хозяина кабинета, ожидая новых глупых вопросов.
– Вы не поняли, мадам… – Квентин сверился с паспортом, – мадам Хекс, я не спрашиваю разрешения.
Он протянул руку к саквояжу. Старушка крепче сжала пальцы. В прищуренных глазах вспыхнул огонёк.
– Там всё написано! – вдруг рявкнула она.
– А мне нужно посмотреть, – не унимался Квентин.
Он не требовал ничего из ряда вон выходящего, просто выполнял свою работу, но кроткая посетительница разительно переменилась в лице. Тихо пробубнив: «сам напросился», она плюхнула саквояж в центр стола.
Старший советник за годы работы и не таких буйных старушек повидал. Ухмыльнувшись, он щёлкнул застёжкой и заглянул вовнутрь. И тут же чихнул: в лицо вылетело облачко оранжевой пыли.
– Будьте здоровы! – прощебетала старушка.
Лампа, которую равно вожделели преступный Коллекционер, богатейший житель Лондон и детективы из Скотленд-Ярда, представляла из себя шар на потёртой бронзовой подставке. Размером он был немногим больше яблока и напоминал неправильный глобус: изображал не Землю, а вывернутое наизнанку небо.
Квентин аккуратно вытащил его из недр бархатной подкладки. Поверхность шара была покрыта густой тёмно-синей краской и усеяна бронзовыми звездочками. Тонкие обручи-меридианы – тоже бронзовые – тоже создавали впечатление странного глобуса.
– Странно, – поделился Квентин сам с собой.