Эдвин ван Дейк был человеком весомых достоинств. Если бы за объём, занимаемый телом в пространстве (в ширину и высоту), приходилось платить налог, ван Дейк бы разорился. Костюмы для него шили исключительно на заказ, причём отмерять ткань приходилось сразу четверым помощникам портного. А раз в сезон он отправлялся к подножью горы Бен Балбен, где в поселении великанов подыскивал себе обувь.
Квентин вышел навстречу и пережил опасное для жизни рукопожатие. Удивительно, как эти пальцы толщиной с баварскую сосиску управлялись с крошечными стрелочками и шестерёнками.
– Эдвин, как же я рад! Давно мы с тобой не виделись!
– Сам не мог прийти? – пробурчал ван Дейк. – Знаешь ведь, как много у меня работы.
Возможно, он имел в виду, как тяжело ему выбраться из-за стола.
– У меня тут есть нечто любопытное, – подмигнув, Квентин запер дверь на ключ и предложил Эдвину расположиться на диванчике под окном. – Тебе понравится, но я не хотел выносить это из здания.
– Это?
Ван Дейк проверил прочность дивана сначала пальцем, потом кулаком, и только потом присел с такой грациозностью, что любая балерина позавидовала бы. Он распахнул твидовый пиджак и по привычке достал из внутреннего кармана монокль.
– Монокль не понадобится, – сказал Квентин с улыбкой.
Часовщик недоверчиво хмыкнул – он лучше знал как изучать любопытности, ради которых заставляют тащиться через весь город и выдают специальные пропуска. Но когда перед ним предстал звёздный глобус, брови поползли вверх, и прибор вывалился.
– Я так понимаю, тебе известно, что это? – Квентин придвинул к дивану стул и поставил лампу на него.
– Знаю ли я? – переспросил Эдвин снисходительно. – Мерзавец, как ты раздобыл лампу Геррика?
Лучший часовой мастер от Хаунслоу до Хаверинга потянулся к ручкам, раскрыл половинки глобуса и уже через три секунды захлопнул их обратно. Обошёлся без монокля.
– Только не спрашивай, как она мне досталась. Расскажи, что в этой лампе особенного.
Квентин примостился на краешке дивана. Он терпеливо переждал меланхоличные вздохи, критические взгляды свысока, пригнулся, когда Эдвин в поисках нужных слов стал размахивать руками. И приготовился слушать.
– Много столетий назад в лесах Сьерра-Невады жила община троллей, – начал ван Дейк нараспев. – И был среди них один…
– В Америке? – переспросил Квентин, за что удостоился ментальных проклятий за прерванную мысль.
– Геррик его звали. Был он самым огромным троллем в округе, и за это получил прозвище – никогда не догадаешься, какое!
– Мышь?
Эдвин насупился, но обида быстро сменилась праведным гневом.
– Ты знаешь эту легенду? И зачем я тогда рассказываю? Зачем притащился сюда? Зачем…
– Больше я ничего не знаю, – успокоил Квентин. – Честное слово.
– Я ухожу. – Эдвин удобнее уселся на диване.
– Пожалуйста, я хочу услышать это историю от тебя, от самого талантливого и начитанного…
– Итак, Геррик-Мышь. Он был не слишком смышлёным, но зато очень упрямым. Ввязывался в споры, драки и слыл у сородичей врединой. Поэтому его мечту все также считали придурью, хоть и была она искренней и настоящей. Мечта его… – Эдвин сделал паузу, интригующую, но не длинную, чтобы собеседник вдруг опять не угадал. – Геррик мечтал прикоснуться к солнцу.
– Лучшая мечта для тролля, – вставил Квентин. – Теперь я понял про сообразительность.
– Про упрямство не забыл? – ван Дейк постучал пальцем по виску. Он сам чуть не забыл, о чём рассказывал, когда вдруг увидел на столе Квентина вазочку с конфетами. Взглянул на часы, произвёл какие-то мысленные подсчёты и со вздохом вернулся в Кордильеры. – Однажды вечером Геррик подошёл к самой высокой горе, решил взобраться на вершину, а оттуда дотянуться до самого солнца. Всю ночь он поднимался. Поднимался, поднимался. И поднимался…
– Наконец, он поднялся!
– Восход застал его в конце пути. Солнечный свет сковывал движения, обращая конечности в камень. Но желание Геррика было столь велико, что он смог взобраться на вершину! – Интонации Эдвина становились всё торжественнее, его баритон звучал тубой. Пол в кабинете содрогался. – И тогда Геррик по прозвищу Мышь поднял руку с сосудом, поймал в него солнечный луч и закрыл крышкой.
Здесь предполагалась очередная эффектная пауза, звенящая тишина после удара в литавры. Квентин выдержал её и спросил:
– Случилось чудо? Геррик доказал свою отвагу, и с тех пор солнце щадило его?
– Что? – ван Дейк отвлёкся от восхищения собственным талантом рассказчика. – Нет, он окаменел. Но кусочек солнца в сосуде остался. С тех пор он путешествовал с континента на континент, кочевал от вора, к королю, сквозь руки инквизиции к ведьмам и снова к людям. Последние лет сто след лампы плохо прослеживался. И вот она здесь… Квентин, мерзавец, где ты её раздобыл?