– На память не жалуюсь, – ответила она.
Квентин развеселился и ненадолго забыл о мире вокруг шахты лифта.
– Тогда угадай, что из этого ложь. Сейчас сентябрь. Ты прекрасно выглядишь. На протяжении этих лет я практически о тебе не вспоминал.
У Джейн дёрнулся уголок губ.
– Лучше вы проверьте смекалку, сэр, – она сделала шаг в сторону. – Этот серый шейный платок придаёт вашему лицу болезненный оттенок. Вчера я начала проводить инвентаризацию в архиве и не заметила ни одного расхождения в делах, за которые вы отвечали. Я ничего не буду предпринимать по этому поводу.
Наконец лифт остановился, и решётчатые двери разъехались в стороны.
– Вы всё-таки забыли правила, миссис Флетчер, – Квентин поправил платок и обязал себя отныне всегда его носить. – Солгать нужно один раз, а не три.
Уже выйдя в коридор, Джейн обернулась и впервые внимательно посмотрела на него.
– Почему ты не пришла? – быстро спросил Квентин.
Прозвенел звоночек, и двери закрылись. Вопрос длиной в пятнадцать лет вновь остался без ответа.
***
«Почему ты не пришла?»…
Дверь была массивной, тяжёлой. Неужто кованых ворот, ограждающих особняк Хэлброков от всего мира, было недостаточно, чтобы отвадить гостей? Высоченные, чёрные, они отворились с неохотой и громко лязгнули за спиной, словно Лахесис одолжила у сестры ножницы и перерезала нить судьбы.
А теперь ещё и дверь эта.
– Волнуешься?
Квентин взял её за плечи и развернул к себе.
– Н-нет, – выдавила из себя Джейн.
Воротник её лучшего платья для визитов уже оставил красный след на её шее. Если она сейчас упадёт в обморок, прибудет доктор, констатирует смерть от удушья, и её похоронят, что самое обидное, прямо в этом платье.
– Эй, колокольчик, всё будет хорошо.
– Только не называй меня так, когда мы переступим порог этого дома, ладно?
Квентин рассмеялся – задорно, как мальчишка. Это он напоминал Джейн один из колокольчиков в лавке её отца. Дорогой, бронзовый, отражающий в своей начищенной поверхности всю роскошь этого мира.
– Я буду называть тебя своей невестой, – заявил Квентин, расцеловав её в обе щеки. Он потянулся к губам – но тут за дверью послышались шаги.
В доме было много окон, но Джейн будто попала в тёмную комнату. Изредка в ней вспыхивал свет, и на сетчатке глаз отпечатывались образы: дворецкий в фиолетовой ливрее – чинный и прямой, как и полагается дворецкому; светлая узорчатая плитка, маркая – как будто специально положенная сюда для того, чтобы слуги могли несколько раз в день до блеска её начищать. Джейн представила, каково было Гулливеру в стране великанов: ей всё казалось огромным. Арочные проходы в галереи, лестница на второй этаж (наверняка придётся подтягиваться на руках, чтобы взобраться на неё). С потолка, рассматривать который можно было только лёжа, свисала люстра-убийца.
Кто-то громко объявил: «Его милость виконт Хэлброк и мисс Джейн Олдридж».
Джейн почему-то думала, что все отцы примерно одинаковые: чуть сгорбленные, улыбчивые, носят в одном кармане старого пиджака леденцы, а в другом – волшебные истории. Но у графа Хэлброка в кармане его расшитого золотыми нитями жилета были лишь часы на цепочке. Тоже золотые. Внешне он соответствовал дому: ростом не меньше шести футов и двух дюймов, стройный настолько, что кухарке, вероятно, приходилось искать на рождество самую тощую индейку. Граф сохранил ясность взгляда и черноту волос, только виски чуть окрасились сединой. Его брови имитировали ястреба на охоте, но Джейн не имела привычки отождествлять себя с кроликами.
Она быстро изобразила книксен, выпрямилась и звонко произнесла:
– Ваша светлость.
– Ваша милость, – подсказал Квентин, взяв её под руку.
Исправляться Джейн не стала.
Они прошли мимо обеденного зала, где готовились подать ланч. Съедобное нечто, которое полагается протолкнуть в спазмированное горло – через сдавленные корсетом рёбра – в пустой желудок. Джейн слышала, что некоторые женщины позволяют себе выходить из дома без корсета. Какое потрясающе пикантное и смелое нахальство! Когда-нибудь и она решится. Конечно, не в графский особняк, не в библиотеку и даже не на прогулку по реке, но добежать до цветочницы с соседней улицы или…
– Так вот, из-за кого мой сын вернулся из Кембриджа на два месяца раньше.
Размышляя о ненависти к завязочкам и воротникам, Джейн не заметила, как они оказались на застеклённой веранде с выходом в сад. От вида зелени, пусть и за стеклом, дышать стало легче. Входная дверь теперь казалась пастью кита, который заглотил её, переварил, а теперь выпустил наружу с другой стороны.