Коковин Евгений
Солнце в ночи
Евгений Степанович КОКОВИН
Солнце в ночи
В этой повести рассказывается об одной из первых русских полярных экспедиции, подобной тем,. которые возглавлялись замечательными нашим" учеными и путешественниками Г Я. Седовым, В. А. Русановым, Г. Л. Брусиловым. Иностранные хищники не раз пытались утвердиться на за полярных землях, исконно принадлежащих России. Но русские моряки и полярники вместе с ненецким народом героически отстаивали родные острова и побережья. Главный герой повести "Солнце в ночи" матрос Алексей Холмогоров деятельно участвует в экспедиции, исследует остров Новый, дружит с ненца ми, помогает им в борьбе против "ученых" захватчиков Крейца и Барнета. Знакомясь с повестью, читатель вместе с ее героями начальником экспедиции Чехониным, матросом Холмогоровым, молодым талантливым художником-ненцем Санко Хатанзеем переживет немало увлекательных приключений на далеком заполярном острове.
ОГЛАВЛЕНИЕ Глава первая. Добрая встреча Глава вторая. Лешка Холмогоров Глава третья. Шхуна "Ольга" Глава четвертая. Под водой Глава пятая. К острову Новому Глава шестая. Бургомистр - птица хищная Глава седьмая. Санко Хатанзей Глава восьмая. В ненецком стойбище Глава девятая. Всемогущий Глава десятая. Удар, ответный удар и выстрел Глава одиннадцатая "Разыщите Санко Хатанзея!" Глава двенадцатая. Человек в малице Глава тринадцатая. Исконно русская земля Глава четырнадцатая. Зачем стрелять напрасно?.. Глава пятнадцатая. Крейц открывает Барнету карты Глава шестнадцатая. "Научные цели" Глава семнадцатая. Следы привала Глава восемнадцатая. На оленях по тундре Глава девятнадцатая. Нанук Глава двадцатая. Где Чехонин?.. Глава двадцать первая. Часы остановились Глава двадцать вторая. Подвиг Санко Глава двадцать третья. Карта и словарик Глава двадцать четвертая. Крейц стремится к цели Глава двадцать пятая Иванов и Барнет Глава двадцать шестая. "Цель вашей экспедиции?" Глава двадцать седьмая. Солнце в коробке Глава двадцать восьмая. Охота на человека Глава двадцать девятая. Домик да острове Глава тридцатая. Два геолога Глава тридцать первая. Сайнорма! Война пришлому! Глава тридцать вторая. Спасаясь от волков Глава тридцать третья. Будь счастлив, Алексей!
Глава первая
ДОБРАЯ ВСТРЕЧА
На рейде многоводной реки, против Морской слободы, стояла небольшая парусно-паровая шхуна. Невысокие борта ее с тройной дубовой обшивкой и бесчисленными металлическими креплениями были изрядно обшарпаны. Должно быть, этот двухмачтовый кораблик побывал во многих штормовых и ледовых передрягах. И все-таки он сохранил гордый и осанистый вид У борта шхуны приплясывала на волнах крутобокая шлюпка. Жизнь на палубе маленького корабля как будто замерла: не было видно ни одного человека. Совсем молоденький паренек сидел на причале и смотрел на одиноко покачивающуюся шхуну. Пожалуй, ему было не больше шестнадцати-семнадцати лет. Но синяя матросская куртка, размера вовсе немалого, была явно ему тесновата. Да и аккуратно залатанные и тщательно смазанные сапоги вид имели внуши тельный. Парень был светловолос и широколиц. Синие глаза, взгляд которых устремился к шхуне, тосковали. Парень знал название этой шхуны: "Святая Ольга". Он так же знал, что она должна отправиться в далекое полярное плавание. Шхуна появилась здесь, около Морской слободы, только вчера, отдав якоря на рейде. Вот бы ему попасть в такую экспедицию! Но об этом он не мог даже мечтать. Кто возьмет мальчишку, да еще без рекомендаций? Доброй репутацией у солидных и богатых людей в Морской слободе Лешка Холмогоров отнюдь не пользовался А тем, кто его хорошо знал и любил, ни один начальник, ни один капитан не поверит. "Святая Ольга" уйдет, как уходят из Морской слободы многие другие пароходы, шхуны, боты, а он, Лешка Холмогоров, останется. И опять ему придется наниматься пилить и колоть дрова, чинить сапоги и ботинки у случайных заказчиков. Два дня назад Алеша Холмогоров похоронил свою мать. И хотя в Морской слободе у него было много друзей среди моряков, рабочих и ребятишек, сейчас он чувствовал себя очень одиноко. Сейчас ему очень хотелось уехать. Лучше бы уйти в море... Неожиданно Алексей услышал совсем поблизости резко-требовательный звук ручной сирены. Он не был трусом, но все-таки чуть вздрогнул и беспокойно оглянулся. По причалу ходил высокий, уже немолодой человек в форме морского офицера. Алексей Холмогоров был сыном погибшего моряка торгового флота. Он очень любил отца и его морскую профессию. А погоны, даже погоны военных моряков, его никогда не интересе вали. Но что делает здесь этот офицер? Очевидно, сигналом сирены он вызывает шлюпку со шхуны. Интересно, что ему нужно на шхуне?.. Шхуна "молчала" - шлюпки не было. Офицер шагал по причалу и, видимо, нервничал. Как-то даже не думая, Холмогоров поднялся. - Господин, - сказал он смело. - Вам нужно на судно? Хотите, я вас вмиг туда доставлю?! Офицер недоверчиво посмотрел на Алексея. - На чем? - спросил он. - Найдем, - спокойно ответил Алексей. - Попробуй, - согласился офицер. Своя шлюпочка стояла далеко, а у Алексея, конечно, не было денег, чтобы нанять лодку. Но у него была добрая душа и множество знакомств в Морской слободе. Он легко договорился с одним из рыбаков о карбасе1. Минут через пять карбас был у причала, а еще через десять - офицер уже поднялся на палубу шхуны. - Поднимись на минутку! - сказал офицер Алексею. "Хочет расплатиться", - подумал Алексей. Он охотно и легко забрался по штормтрапу на шхуну. Платы за такую мелкую услугу он, конечно, брать не собирался. Просто ему хотелось побывать на борту шхуны. Офицер действительно вынул из кармана серебряный рубль и протянул Алексею. Это была сверхщедрая плата. А как они были нужны, эти деньги, Алексею, у которого не имелось даже грошика. Но он покачал головой и сказал: - Нет, спасибо! Мне только хоть глазком взглянуть на судно. Офицер, должно быть, понял гордость, независимость паренька. - Возьми, дорогой, - сказал офицер очень просто и ласково. - Ну, не за работу, а просто так, на память. Ты кто будешь? - Я? - изумился Алексей. - А черт его знает кто... - Ну, а все-таки? - Здешний. Алексей Холмогоров. - И чем занимаешься? - А ничем, - уныло-равнодушно ответил Алексей. - Это как же понимать? - офицер заинтересованно посмотрел в глаза парню. Чем кормишься? - Чем попадет. - Плавать хочешь? - Еще бы! - глаза у Алексея расширились: а вдруг! - Да только кто меня возьмет... - Возьму я... в экспедицию. Далеко, на север. Согласен? Алексей усомнился. Нет, он просто не поверил офицеру. - Может быть, подумаем? - весело опросил офицер. - Что думать, - Алексей вдруг почувствовал доверие к этому человеку. Такой не может шутить так жестоко. - Но меня никто не возьмет... А я могу... Алексей наклонил голову. Его охватила страшная обида. Он ничем не сможет доказать, что будет работать на судне не хуже любого другого матроса, хотя ему всего шестнадцать лет. И вдруг он услышал: - Я понимаю тебя, дорогой! Ты поедешь со мной. Я начальник экспедиции. Моя фамилия-Чехонин. Слышал? Алексей славно обезумел. Да, конечно же, он слышал фамилию знаменитого русского путешественника! С ним разговаривал человек, которому Нансен и Амундсен, наверное, с уважением пожали бы руку. Алексей поднял голову. Сейчас он, гордый и независимый, хотя почти и нищий, готов был опуститься на колени. Перед ним стоял человек, который обещает взять его, Алексея Холмогорова, в далекие, неизведанные края. - Я понимаю тебя, - повторил Чехонин. - Я видел, как ты управляешься с лодкой, умеешь отлично грести, не боишься волны. Мне как раз такие нужны! Ты бывал в море? - Бывал. - А это уже и совсем хорошо. - Чехонин подумал и сказал: - Ты здесь дома. Сейчас отведешь карбас и к вечеру возвращайся на шхуну. Чехонин вызвал вахтенного и приказал вместе с Алексеем выехать на берег. Спустя несколько минут два матроса шхуны "Святая Ольга" (один из них был Алексей Холмогоров) отбуксировали карбас к берегу и возвратили его владельцу.
Глава вторая
ЛЕШКА ХОЛМОГОРОВ
В Морской слободе - старинном петровском поселке - Лешку Холмогорова любили и ненавидели. Был Лешка чист душой, всегда прям в разговорах и поступках и по молодости немножко бесшабашен. Морская слобода - это окраина большого российского портового города, скопище деревянных, большей частью одноэтажных домишек. Есть тут четырехрамный лесопильный завод барона Шольца да маленькие судоремонтные мастерские, принадлежащие министерству торговле и промышленности. Когда-то в петровские времена в Морской слободе была заложена судостроительная верфь. Большие морскослободские корабли под русским флагом шли за границу и везли в трюмах и на палубе вековой мачтовый северный лес, пахучую ядреную смолу, волокнисто-мягкую пеньку и тучно-зернистый сыпучий хлеб. Но император Александр второй под нажимом иноземцев черкнул на бумаге свою затейливо-виньеточную подпись, и не стало в Морской слободе судоверфи. Затосковала, захирела Морская слобода. Многие мастера-корабельщики подались в Петербург, разбрелись по стране в поясках заработка и куска хлеба насущного. А на берегах славной, могучей русской реки стали плодиться, подобно грибам, лесопилки. И хозяевами этих лесопилок были люди с нерусскими фамилиями -Ульсены, Фонтенесы, Груббе, Шольцы, фон Сур-кофы. Всех их - и англичан и немцев - называли "обрусевшими" немцами. Фон Суркоф так "обрусел", что отбросил дворянскую приставку "фон" и последнюю букву в своей фамилии заменил на "в". Он стал Сурковым. Так ему было легче разговаривать с русскими. Но все-таки шлюпочные мастера в слободе не перевелись. Они славились своим старопоморским ремеслом и шили легкие ботики, волноустойчивые карбаса, шлюпки и лодки. И были их изделия-посудины, словно игрушки, изящные, быстроходные и, говорили, вечные. Шили их морскослободские мастера крученой вицей, надежно просмаливали самокуреной смолой, окрашивали своетертой краской - суриком, охрой, белилами. Белоголовую ярую волну и драчливый ветер, с размаху бьющий и в нос, и в скулу, и в борт, выдерживали малые суденышки. Долго не рассыхались они на солнце, не трещали набоями при морозе. И не было у морскослободских мастеров никаких особых секретов ремесла - была у них руки умельцев, мозговитые головы да многосотлетний опыт дедов и прадедов. Умели эти мастера выбрать лес добротный и просушить его. Умели краску растереть - на запах ее чувствовали и, как художники, смешивали и определяли цвета и тона. - На такой карбасухе хоть в Норвелу, в самую Христианию1 плыви, - говорили поморы, разглядывая посудину, сшитую морскослободским мастером. - Я на ней и на Грумант1 уйду! - А в Норвегу попадешь, там и в Лондон и кругом, кругом... Или в Питер или дальше - на Черноморье! И все окружающие соглашались: на таком карбасе можно и на Грумант, можно и на Черноморье. Бывало, ходили! Боевой и веселый народ - трудовые мастера Морской слободы. Но еще боевее, веселее, зато и языкастее слободские женщины. В те времена едва-едва входил в жизнь беспроволочный телеграф - новое чудо без бога. В бога большинство даже стариков Морской слободы совсем не верило, в новое чудо верили с трудом. Говорили старики: - А зачем нам этот беспроволочный граф или как его там?! У нас бабы все без него зараз узнают, по всей слободе в два счета разнесут, а завтра и в Питере, и в Москве, и за Камнем2, в Сибири, будет известно. - Наши бабы слободские всякий твой телеграф и телефон за пояс заткнут, перегонят, переболтают и еще красного словца своего добавят. Шлюпочным мастерам был отец Алексея Холмогорова. Человек дотошный и беспокойный, смельчак и непоседа, уже в годах захотел он побывать в чужих странах, посмотреть на белый свет, хотя к тому времени повидал он и Санкт-Петербург, где строил по царскому заказу прогулочную яхту, и заполярные острова. Нанялся Иван Корнеевич Холмогоров на пароход дальнего плавания "Илья Муромец" плотником. Плавал он на "Илье Муромце" беспрерывно десять лет, а на одиннадцатом в море, в рейсе принял смерть - упал с мачты, разбился о палубу. Те, кто знали и любили Ивана Корнеевича, когда встречали Лешку Холмогорова еще в детстве, прямо говорили: - В батьку парень. И ростом, и на личность, и характер Ивана Корнеевича. Будет человек! Расти, Алешка! - На личность Лешка чисто в мать вышел, - не соглашались некоторые. Волос маткин, волнится. Нос курнос, куда до Иванова не дорос. У Ивана Корнеевича форштевень3, что у крейсера "Громобоя", а тут Марьина луковица. И говор с Марьей схож. Вышина, это верно, Иванова, холмогоровская. Хорош парень, красавец, даже нос ему и тот симпатии не портит. Это говорили те, что любили семью Холмогоровых. А те, что не любили (были и такие в Морской слободе), говорили другое: - Адово отродье, весь в батюшку - гордец и разбойник. И от матушки недалеко откатился - язык под стать колокольному с кафедрального собора. Да что говорить, от козла бобер не родится... Отец погиб, когда Лешке едва стукнуло двенадцать лет. Среди мальчишек Морской слободы Лешка был одним из первых коноводов и любимцем. Босоногие сорванцы в свободное время и незаменимые помощники в домашних делах не боялись Лешку, но уважали. Холмогоров-младший не был красавцем, но рослый и крепко сбитый, с открытым широким лицом, с легкой усмешкой, он даже в двенадцать годков уже показывал, что станет внешне симпатичным, а внутренне - сильным, настойчивым, умеющим постоять за себя человеком. А впрочем, кто знал, каким будет Лешка Холмогоров, парнишка из Морской слободы, добрый, но и умеющий огрызнуться, веселый, но и задиристый! Кем он будет? Сам Лешка в мальчишеские годы об этом думал мало. После смерти отца нужно было зарабатывать на жизнь - чистить пароходные котлы, заготовлять, пилить, колоть и продавать дрова. Хотелось мальчишке и побегать с приятелями, поиграть в лапту и в рюхи-городки, прокатиться на лодке, выкупаться и половить рыбу. Но вот на воротах у торговца Семушина нарисовали углем длиннобородого черта, торгующегося с хозяином лавки. Кто нарисовал? Конечно, Лешка Холмогоров! Так считали. Перерезали у конторы завода Шольца провод электрического звонка... Водворили "а место вещи старика Полушина, выброшенные домохозяином из полушинской каморки... Заступились за девчонку и побили обидчика - сынка околоточного... Перерубили крепления бревен-бонов, которыми рыботорговец Силин пытался преградить слободским рыбакам выход из речки на большую реку... Подняли не вовремя трезвон на колокольне... Перевернули кверху низом российский флаг... Кто все это натворил? Конечно, дело рук Лешки Холмогорова! И делал ли - не делал Алексей, причастен был к озорству или ничего об этом даже не слыхал, во всем винили его. Его затея, его руки! - так считали те, что недолюбливали и просто ненавидели семью Холмогоровых. Были это, главным образом, купцы и приказчики, барышники и кустари-обыватели, старухи-набожницы и разная поповская родня-прислужница. Однажды Лешка выбрался на своей шлюпочке к морю и пропадал несколько дней. Искали его, переискали добрые люди и мальчишки приятели, помогая и сочувствуя матери пропавшего - Марье Петровне. Так и решили после тщетных поисков: потонул парень. А, может, кто из злобы, из мести отправил его на тот свет. Могли и подкупить какого-нибудь подлеца. Случай в Морской слободе не очень редкий. Одни жалели Лешку, сокрушались. Потеряла Марья Холмогорова мужа, теперь потеряла еще и сына. Другие ликовали и злорадствовали. Эти, другие, побаивались: подрастет Холмогоров - не будет им житья. Но вскоре Лешка вернулся на радость друзьям, на горе недругам. Привез он матеря пуда три рыбы, наделил сельдью, сигом, камбалой и даже семгой своих близких знакомых и добрых соседей. А во второй раз, когда ему уже было четырнадцать, пропал Лешка Холмогоров надолго. Но теперь мать не беспокоилась. С ее ведома ушел сын зуйком1 на боте в море, на рыбный промысел. Вернулся он под осень, возмужал, еще вырос, обветрел и загорел. К зиме стал собираться на зверобойный промысел - за тюленем, за нерпой, за морским зайцем. Хотел пойти матросом - не взяли, молод еще. А зуйком быть сам не захотел. Зуйку не платят, дают один харч. Кто же матери поможет, кто ему костюм и сапоги справит? А зуйкам не меньше, чем матросам, работать приходится. Нет, зуйком он больше не пойдет. В немудром домашнем хозяйстве и в работе по найму научился Лешка многим делам. Умел он ловко плотничать и столярить, сапожничать и малярить, чинить сети и паруса, даже паять и лудить посуду. Так и дожил Алексей Холмогоров в своей родной Морской слободе до шестнадцати лет, пока не встретился со знаменитым русским путешественником и исследователем Георгием Павловичем Чехониным.